Каждый твой взгляд - Шерри Томас Страница 51

Строжайший распорядок дня не был пустой причудой. Всякий раз, когда стабильность жизненного уклада оказывалась под угрозой, голубые глаза тревожно округлялись, а личико бледнело. Беатрис кусала губы и еще крепче сжимала ладошки.

Однажды в среду выяснилось, что сандвич не соответствовал расписанию. Как правило, одного быстрого распоряжения оказывалось достаточно, чтобы уладить неприятность. Но по средам после полудня слуги отдыхали, и к тому времени, когда Гастингсу удалось разыскать все необходимые продукты, девочка уже тряслась от волнения: боялась, что пропустит час купания.

— А что бы произошло, если бы пришлось принять ванну позже? — спросила Хелена, пока они с Дэвидом стояли за дверью и слушали, как малышка плещется и что-то радостно напевает: кризис благополучно миновал, и вновь наступило безмятежное спокойствие.

Виконт прислонился затылком к стене.

— Катастрофа. Она залезла бы в свой сундук и сидела бы там несколько часов подряд. К счастью, чай практически завершает дневной распорядок. Дай Бог, чтобы завтрашнее утро пошло по накатанной колее.

— Она всегда так себя вела?

Дэвид вздохнул.

— Честно говоря, не знаю. Когда после смерти матери я согласился взять малышку к себе, то первым делом нашел няню с блестящими рекомендациями, поселил обеих в домике на окраине поместья и решил, что исполнил свой долг. По словам горничных, которые следили за чистотой в доме — а именно от них я узнал о странностях в поведении, — первое время девочка росла вполне послушной. Но к двум годам начала проявлять невозможное упрямство. Няня, однако, считала, что дети должны беспрекословно подчиняться, и применяла самые жесткие методы воспитания. Последствия разлада оказались тяжелыми.

Он говорил, не сводя глаз с обоев на противоположной стене.

— Я во всем винил себя: не уделял дочке должного внимания — и оправдывал собственное безразличие тем, что спас ее от жизни в приюте. Но нельзя успокаиваться на малом, полумеры никогда не решают проблем. Я отвечал за ребенка и в то же время позволил изуродовать его под самым своим носом, малодушно разрешил превратить в дрожащее, истеричное, визгливое создание.

Сквозь окно в коридор врывалось солнце, и лучи освещали голову виконта, образуя подобие нимба.

— Но ведь с тех пор вы решительно изменились, — вставила Хелена.

Дэвид снова вздохнул и пригладил непослушные кудри. Она с завистью смотрела на ладонь: со времени приезда в Истон-Грейндж ей самой ни разу не довелось притронуться к этим чудесным волосам.

— Не знаю, удастся ли когда-нибудь полностью нейтрализовать нанесенный ущерб. Вы видели, как вела себя Беатрис, и это лишь оттого, что привычный распорядок оказался под угрозой. Трудно представить, что произойдет, если внезапно случится по-настоящему серьезная неприятность! Признаюсь, с ужасом жду того дня, когда сэр Хардшелл закончит жизненный путь, а ведь он невероятно стар.

Даже если Хелена и сомневалась в надежности этого человека в качестве супруга, его отцовская преданность не вызывала вопросов. Любовь к женщине изначально предполагает ожидание награды в виде личного счастья и рая в постели. Но любовь к ребенку бескорыстна и руководствуется лишь одним: желанием помочь. А Гастингс к тому же старался загладить вину и подарить дочке то внимание, которым обделил малышку в первые два года жизни.

Отныне каждое утро Хелена шла по дорожкам парка вслед за Дэвидом и Беатрис, смотрела, как крепко отец и дочь держатся за руки, и с бесконечным интересом слушала их разговоры. Собственно, разговоры сводились главным образом к монологам Дэвида. Он посвящал девочку в лечебные свойства растений, рассказывал истории из жизни некой королевы, известной только им двоим, а порою даже объяснял, за что экономка рассердилась на одну из горничных.

Иными словами, постепенно, подробность за подробностью виконт открывал дочке тот мир, который она не смогла бы постичь инстинктивно, без помощи близкого человека.

Гастингс не ограничивался заботой непосредственно о благополучии девочки, а беспокоился о том времени, когда она повзрослеет и лицом к лицу столкнется со сложностями реального мира. Он старался научить дочку нормальной жизни — во всяком случае, настолько нормальной, насколько позволяли ее многочисленные особенности.

Подобное отношение не могло не тронуть — пожалуй, глубже, чем нарисованные на стенах яркие картинки. И то и другое было порождено любовью: работа души не могла остановиться ни на миг, до тех пор, пока бились два родных сердца.

Один из традиционных маршрутов приводил к пруду. Должно быть, именно этот живописный уголок парка и вдохновил Гастингса на создание «Сказок старого пруда». Конечно, скромному водоему вряд ли оказалось бы по силам тягаться с причудливым созданием фантазии художника, но и он тоже мог похвастаться чистой водой, изобилием рыбы, небольшим камышовым островком посередине и мягким, поросшим изумрудной травой берегом, где уютно устроились две каменные скамейки.

В этот день Беатрис мирно прогуливала на поводке сэра Хардшелла, Гастингс делал наброски в блокноте, а Хелена читала письма, которые переслала в поместье верная секретарша мисс Бойл. Хелена обнаружила в себе амбиции, о которых прежде никогда не подозревала. Одно лишь издание книг ее уже не устраивало; несчастный случай произошел в разгар подготовки нового журнала, посвященного женскому труду. И вот сейчас миссис Эдвардс — редактор, которому она доверила ответственную работу, — сообщала о статьях, собранных для первого номера. Хелена сделала на полях кое-какие заметки: в частности, о необходимости встречи с миссис Эдвардс, которую она совсем не помнила.

Следующее письмо оказалось весьма забавным и представляло собой ответ мисс Эванджелины Саут на вопросы мисс Бойл о том, как идет работа над авторской правкой последней из «Сказок старого пруда». Мисс Саут сообщала, что в связи с непредвиденными обстоятельствами в семье для завершения редактуры «ей» потребуется еще две-три недели.

Хелена показала письмо Гастингсу, который устроился возле скамейки, прямо на траве.

— Мисс Бойл обратилась ко мне с конкретным вопросом, — улыбнулся он, — так что пришлось отвечать.

Улыбался Дэвид очаровательно — настолько симпатично, что до сих пор иногда хотелось укоризненно покачать головой: почему прежде он никогда не использовал в качестве оружия эту чуть смущенную и в то же время лукавую улыбку? Зачем прятался за ехидными, похотливыми ухмылками?

— И вы действительно работаете над теми исправлениями, о которых я просила?

— Каждое утро, пока вы еще спите.

Он действительно всегда вставал очень рано.

— Лучше занимались бы сказками, а не сочиняли новые греховные истории.

Виконт поднял искрящиеся смехом глаза.

— А ведь вы до сих пор не сказали, понравился ли вам мой единственный любовный роман.

— Еще не дочитала до конца, а потому не чувствую себя вправе выражать критические суждения.