Сети любви - Мэри Бэлоу Страница 51

– Я понимаю вас, – проговорила она. – Все понимаю, Аллан. И я не обижена, не оскорблена. Не думайте так.

– Не могу, – возразил он. – Вам не следует связывать себя со мной, терпеть мое дурное настроение. Вы должны быть свободной и радоваться жизни.

– Ах, Аллан, – сказала она, – если бы только вы знали, как мало я радовалась жизни последние годы. Я не жалуюсь, потому что такова жизнь. Тысячи людей много дали бы даже за половину моих развлечений. Но мне всегда чего-то не хватало. Чего-то славного. Я получаю удовлетворение от общения с вами.

– Мне остается только надеяться, – вздохнул он, – что через пять лет – или через десять – вы не почувствуете, что связаны этим браком по рукам и ногам. Но все же, Мэдлин, вы не должны находиться здесь наедине со мной. Съездим в парк?

– Вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? – спросила она, выпрямляясь. – Вам хочется рискнуть, Аллан? Я знаю, что визит к Эдмунду доставил вам мало радости.

– Только потому, что вы слишком беспокоились, стараясь опекать меня, и слова не дали мне сказать. Вам нужно научиться вести себя иначе… Хорошо бы у нас был личный экипаж. Я позвоню, чтобы нам подали такой.

– Я сама, – сказала она, вскакивая. – А вы посидите.

– Я сказал, что позвоню, – раздраженно проговорил он и медленно поднялся с помощью костылей. – Ах, Мэдлин, У меня такое ощущение, что мне придется просить у вас прощения всю жизнь.

Дженнифер, Анна, Уолтер Кэрринггон и лорд Иден провели больше часа в лондонском Тауэре, осматривая оружие и созерцая драгоценности, принадлежащие короне.

– Поневоле хочется представить себя принцессой, которая может надеть все эти украшения, не правда ли, Дженнифер? – обратилась к ней Анна.

– О да! – воскликнула Дженнифер, на лице которой застыло восхищение.

– Но вам бы страшно наскучило весь день сидеть на троне, барабаня по подлокотнику пальцами, унизанными кольцами, – сказал Уолтер, и обе девушки засмеялись. – Вы только вообразите – никакой свободы, ни в парк не пойдешь, ни отправиться поесть мороженого у Гюнтера.

– Так что там насчет мороженого? – спросила Анна, просовывая руку под локоть лорда Идена.

– Вы просто таете изнутри, – сказал тот. – Но так и быть. К тому же вы предпочитаете открытую коляску, да? В конце сентября?

– В закрытом экипаже Анне всегда не хватает воздуха, – заметил ее брат. – И еще она уверена, что пропускает все самое интересное, поскольку нельзя смотреть во все окна одновременно.

– У меня новая шляпка, – сообщила, сияя улыбкой, юная леди, – и мне хочется, чтобы весь свет ее видел. Она вам нравится, Доминик?

– Очень миленькая, – ответил тот. – Но ради Бога, Анна сохраняйте дистанцию, когда наклоняетесь вперед. Вы выколете мне глаза пером своей очаровательной шляпки.

Они решили проехаться по Гайд-парку, поскольку осенняя листва, по словам Анны, красива. В парке они встретили закрытый экипаж, в котором ехала Мэдлин с лейтенантом Пенвортом. Мэдлин опустила окно, чтобы обменяться приветствиями с пассажирами, сидевшими в коляске. Лейтенант держался в тени.

– Как поживаете, лейтенант? – окликнула его Дженнифер. – Очень рада видеть, что вы снова выезжаете. Вы меня помните?

– Разумеется, помнит, – ответила с улыбкой Мэдлин. – Мы решили воспользоваться прекрасной погодой и немного прокатиться.

Дженнифер смотрела на человека, который поднял руку в ответ на ее приветствие, и не узнавала его. Худой и бледный, половина лица закрыта повязкой. Она вспомнила гибкого молодого красавца офицера, которому нравилось находиться в постоянном движении.

– Мы едем к Гюнтеру, – сказал лорд Иден. – Не хотите ли присоединиться к нам, Пенворт? А вы, Мэдлин?

– Как-нибудь в другой раз, – быстро ответила та.

– Благодарю вас, – тут же отозвался лейтенант Пенворт. – Я с удовольствием.

Спутница удивленно взглянула на него.

– Вы уверены, что не имеете ничего против? – спросила она.

– Нет, – резко бросил он. – А вы?

– Значит, встретимся там немного погодя, – сказал лорд Иден.

Мэдлин, вспыхнув, скрылась в карете.

– Стало быть, наконец-то мы встретимся со своим будущим зятем, – проговорил лорд Иден, когда коляска тронулась. – Мэдлин все время прятала его.

– Я просто умирала от любопытства, – сказала Анна.

– Бедняга, – вздохнула Дженнифер. – Какая жестокая эта война!..

– Вы из-за меня, Мэдлин, хотели отказаться от мороженого? – спрашивал между тем лейтенант, сидя в другой карете.

Она с расстроенным видом посмотрела на него.

– Да, – потупившись, ответила она. – У Понтера всегда столько народу. Аллан… Вы ведь не думаете, что я вас стыжусь?

– Не думаю. – Он коснулся ее руки. – Но для вас так утомительно, когда на меня глазеют посторонние, верно? Только это меня угнетает. Однако там ваши родственники, ваши друзья. Вы должны проводить время с ними. Стань я вашим мужем, я тоже должен буду общаться с ними.

Через несколько минут головы посетителей кондитерской Гюнтера как по команде обернулись, чтобы посмотреть на лейтенанта Пенворта, входившего в нее с довольно мрачным видом. Без посторонней помощи он подошел к столу и сел на свободный стул рядом с Дженнифер. Мэдлин представила всех своему спутнику; ей пришлось сесть на противоположном конце.

Несколько минут продолжалась легкая дружеская болтовня. Много смеялись. Потом Анна пустилась в красочное, описание только что виденных сокровищ, смешно сетуя на то, что им придется скоро отказаться от всех удовольствий и возвращаться в деревню, как велел отец.

– Ну что ж, Эдмунд и Александра с детьми тоже уезжают, – сказала Мэдлин примиряюще. – Я уговариваю и Аллана уехать ненадолго. – Она улыбнулась через весь стол своему жениху, который беседовал с Дженнифер.

– Вы чувствуете себя лучше? – спрашивала его Дженнифер. – Я была так расстроена, услышав, что вы ранены, сэр.

– Благодарствуйте, – ответил он, не глядя на нее. – Я полностью выздоровел. – Лицо у него было бледное и угрюмое. Это был совершенно не тот молодой человек, с которым она когда-то танцевала на балу и гуляла в Суанском лесу.

– Вы скоро возвращаетесь в Девон? – спросила она. – Я помню, вы рассказывали мне о своей семье и о том, как вы любите свой дом.

– В обозримом будущем у меня нет никаких намерений, – мрачно ответил он.

– Вот как? – сказала она, поднося ко рту ложку с мороженым. – Но ваша матушка, наверное, беспокоится о вас. И ваш батюшка, и все ваши братья и сестры.

– Без сомнения, – ответил он. – До конца дней своих я буду теперь предметом их жалости. Раньше они гордились мной.