Страсти в сентябре - Наташа Колесникова Страница 51

Во дворе послышались тяжелые шаги, потом раздался стук в дверь кухни. Обе женщины оторвались от плиты, замерли, настороженно глядя на дверь.

— Ну и кто там? — резко спросила Александра Ильинична.

— Лейтенант Ткачук, — сказал милиционер, заходя в кухню. — Позволите, Александра Ильинична, побеседовать с вашей уважаемой гостьей?

— Побеседуй, но недолго, Стасик. Некогда нам тут трали-вали разводить.

— Извините, Александра Ильинична, но вопрос серьезный. Эта девушка, Саманта… я верно назвал ваше имя? — Саманта кивнула. — Сегодня проникла незаконным образом на территорию винзавода, пыталась там что-то выяснить…

Александра Ильинична посмотрела на Саманту, одобрительно хлопнула ее по плечу:

— Ну и молодец, хоть она что-то делает, а вы куда смотрите, идиоты?!

— Вы уважаемый человек, но я представляю закон. Пожалуйста, выбирайте выражения, Александра Ильинична.

Саманте все это показалось сценой из плохого американского боевика. Продажный шериф присылает своего заместителя, чтобы образумить супермена, который расследует дела местной мафии.

— Ты — закон?! — Александра Ильинична схватила с плиты сковородку, на которой поджаривался лук. — А если я тебе в морду вот этой сковородкой?! Посадишь меня?! Или Петя твой посадит? Ну так попробуйте! Вы за что, скоты, Максима упекли?! Я вас чему учила? А Максим детей ваших учит, школа лучшая в районе, а вы, значит!..

— Успокойтесь, Александра Ильинична. — Ткачук шагнул в сторону, прикрывая ладонями лицо. — Что мы можем поделать, если все улики против Максима?

Саманта мысленно усмехнулась. Попробовал бы в Москве учитель назвать офицера милиции скотом! Живо угодил бы в КПЗ. А тут нет, учитель важнее милиционера. Потому, что учила его, учит его детей и она тут — намного более уважаемый человек.

По закону он может посадить пожилую женщину за оскорбление, но потом ему здесь не жить.

— Ах улики?! — еще больше разозлилась Александра Ильинична. Поставила сковородку на плиту, шагнула к Ткачуку.

Саманта принялась помешивать лук, чтобы не подгорел, убавила огонь до минимума, чувствовала, что пора добавлять муку, но не знала, где она тут хранится. Между тем Александра Ильинична доходчиво объяснила милиционеру, что завтра же украдет его резиновые сапоги, которые стоят в сарае с лопатами и граблями, прихватит и лопату и убьет Горилко, потому что он и в школе был троечником и прохвостом. А посадят за это его, Ткачука! Тот совсем растерялся под напором пожилой женщины.

— Да нет, я ничего… — бормотал он, отступая к двери. — Просто хотел сказать… Ну, негоже без разрешения проникать на территорию завода. Это же нарушение? Запах тут у вас обалденный, Александра Ильинична. Вы объясните этой московской Саманте, что нужно соблюдать закон.

— Она не московская, а нашенская, запомни это. И все, ступай, Стасик, надоел ты мне! Пете скажи, я на него обижена всерьез!

Когда милиционер ушел, Саманта с восхищением сказала:

— Здорово вы его, Александра Ильинична!

— Я им еще не то устрою! Вся станица будет плевать на них, если Максима не отпустят!

Под ее руководством они быстро сварили борщ, не дожидаясь, пока настоится, наполнили две тарелки, положили по куску мяса и сели обедать. Есть захотелось.

А борщ получился очень вкусным. И мясо, парная говядина, прямо-таки таяло во рту.

После похорон давнего партнера по бизнесу Василий Карякин зашел в клуб винзавода, где были накрыты столы для поминок, выпил рюмку водки в память усопшего и заторопился домой, в Армавир. Дела, мол, дела…

Но перед этим дал указания Резо — остаться в Левобережной и все силы использовать для слежения за московской сучкой и ее хозяином. А силы были, и немалые. Правда, Резо не был согласен с его решением, он считал, что лучше ничего не предпринимать, лечь на дно до поры до времени, но Карякин жестко напомнил, кто тут хозяин.

Карякин не случайно торопился в Армавир, дела у него были неотложные и очень серьезные. Борис Барсуков, как он выяснил по своим каналам, был очень солидным бизнесменом в Москве, вхожим в самые высокие кабинеты. Такой и с губернатором Ткачевым запросто мог встретиться. И значит — край! Нужно что-то делать с этим Барсуковым, а главное — с его сучкой, которая наглая до ужаса. Сучку проще всего убрать, чтобы показать Барсукову: он не дома, в Москве. А там видно будет. Для того и оставил Резо с командой в Левобережной. Смотреть и ждать его указаний. А ему нужно подумать, прикинуть все варианты…

Ничего конкретного менты не могут им вменить в вину. Все железно рассчитано. Но этот Барсуков с большими бабками и его крутая сучка могут все изменить. Такие люди привыкли идти напролом. Значит — война. Силы, понятное дело, неравные, но у него преимущество своего поля. Он тут хозяин, на Кубани, один из хозяев, а не какие-то москвичи!

В Армавире Карякин поехал не домой, а в офис своей торгово-закупочной фирмы «Вперед», который находился на улице Куйбышева, до сих пор почему-то не переименованной. Район был относительно новый, пятиэтажки, снял этаж под офис. А как эту улицу переименовывать, если у нее другого имени не было? Так и осталась улица Куйбышева, какого-то совкового деятеля, кто он такой был — хрен его знает.

Но спокойно поразмыслить над ситуацией не получилось. В начале шестого в кабинет без стука вошел мужик лет сорока в куцей кожаной куртке. Судя по прикиду — лох, но глаза смотрели так уверенно, что понятно было — чин.

— Добрый вечер, Василий Авдеевич. Извините, что без стука. Иван Петрунин, старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры.

— Чтой-то я не припомню тебя, Петрунин, — сказал Карякин.

— Две недели назад прислан из Нальчика к вам, вот мое удостоверение.

«Присылают, усылают… Ни хрена не поймешь, что у них там творится, никакого порядку в прокуратуре! И как с ними работать? Вот времена настали!»

— Понял, Петрунин. Чего хочешь? У меня сегодня тяжелый день, друга ездил хоронить.

— По сему поводу и пришел, Василий Авдеевич. У меня к вам несколько вопросов. Простых, — сказал следователь, уверенно присаживаясь в кресло у стола босса. — В день убийства директора Левобережного винзавода вы говорили с ним по телефону?

Карякин стиснул кулаки. Откуда они узнали про это? Звонил-то Луговому на мобильник, предупредил, чтобы не особо афишировал их разговор. Паша был умный мужик, все понимал. Так откуда они знают? Не иначе эти долбаные москвичи влезли, что-то разнюхали… Горилко же талдычил, что сучка пробралась на завод, вынюхивает, вот и вынюхала! До их приезда никакие менты его не беспокоили, а теперь вот явился… Но отпираться было бесполезно. Этот следователь вел себя не так, как другие, совсем не уважал!

— Да, Петрунин, говорил с Пашей. Он оставил для меня крупную партию лучшего на Кубани вина, ждал, пока я деньги найду. Должны были контракт подписать.