Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи - Мария Леонора Соареш Страница 51

Тот подслушанный разговор хоть и разозлил Маурисиу, но все же подтолкнул его к действию.

— Я пойду к матери и потребую у нее свою долю отцовского наследства, — сказал он Катэрине. — Не могу я больше сидеть на шее у тебя и у тестя.

— Она прогонит тебя, — мрачно предрекала Катэрина. — Ты лучше попробуй освоить мотыгу, будем вместе работать на плантации.

— Да как ты не поймешь, что это не мое дело? Я никогда не работал на земле и вряд ли смогу этому научиться. Нет, я потребую у матери свою долю, а если получу отказ, то обращусь в суд!

И он пошел к Франсиске.

А она, как и предсказывала Катэрина, встретила его в штыки:

— Я готова была простить тебя и принять в своем доме, но без той наглой итальянки, а ты пришел предъявлять мне иск?!

— Это не только твой дом, — поправил ее Маурисиу. — Я здесь вырос и тоже имею на него право.

— Нет у тебя никаких прав! Я лишаю тебя наследства! Теперь единственной наследницей будет Беатриса!

— Мама, ты не имеешь права распоряжаться той долей имущества и капитала, которую я унаследовал по завещанию от моего отца. Она тебе не принадлежит. Ты можешь распоряжаться только своей долей отцовского наследства. Можешь передать или завещать ее Беатрисе, и я не буду на тебя в обиде. Пойми, я претендую всего лишь на то, что положено мне по закону, и намерен отстаивать свое право в суде, если мы с тобой сейчас не договоримся.

Понимая, что закон на стороне Маурисиу и крыть ей нечем, Франсиска закричала в бессильной злобе:

— Иди в суд, иди! Нанимай адвокатов, судись со мной! Но знай: пока я жива, ты от меня ничего не получишь! Ты вообще ни на что не имеешь права, потому что ты незаконнорожденный!

Маурисиу остолбенел, услышав о себе такое.

— Что ты сказала! Повтори, — произнес он глухо, задыхаясь от волнения.

Франсиска же продолжала неистовствовать:

— Пожалуйста! Я могу не только повторить, но и представить документальные доказательства, если дело дойдет до суда!

— А ты представь их мне сейчас! Зачем же дожидаться суда? — поймал ее на слове Маурисиу, и Франсиска лишь теперь спохватилась, поняв, что в пылу гнева сказала лишнее.

— Я не намерена больше с тобой объясняться, убирайся прочь из моего дома, наглец! — закричала она, сознательно форсируя голос и срываясь на фальцет. — И не смей никогда появляться здесь!

Она демонстративно покинула гостиную, а Маурисиу, прежде чем уйти, попросил Беатрису выяснить у матери, что же она имела в виду, когда сказала, что он незаконнорожденный.

Беатрису тоже это волновало, и она, выждав, пока мать немного успокоится, потребовала у нее объяснений.

— Не придавай этому значения, — устало ответила Франсиска. — Просто он довел меня до безумия, я не владела собой от злости и огорчения. Вот и выпалила, имея в виду, что он мне больше не сын.

— Но ты говорила о каких-то документальных доказательствах, — напомнила ей Беатриса.

— Это я уже по инерции говорила, со злости. Не могла же я допустить, чтобы он со мной судился. Такого позора я бы точно не пережила!

— Но может, ты и впрямь выделишь Маурисиу его долю? Должен же он жить на какие-то средства…

— Нет, это исключено, — твердо ответила Франсиска. — Я буду стоять на своем и добьюсь того, что он вернется сюда один, без итальянки и ее отродья!

Объяснение, полученное Беатрисой от матери, внешне всех успокоило, но внутренне каждый считал, что у этой случайной проговорки должна быть другая — тайная — причина, и пытался до нее докопаться.

Так, Беатриса стала выспрашивать у Жулии, не слышала ли та от кого-либо, что у Марсилиу есть незаконнорожденные дети. Жулия в ответ испуганно мотала головой.

— Нет-нет, я ничего не слышала, ничего не знаю! И ты не сомневайся. Маурисиу — сын дона Марсилиу, это точно.

А Маурисиу тем временем пристально изучал свое свидетельство о рождении, выискивая там какую-либо юридическую закавыку или хотя бы банальную подчистку. Но документ был в полном порядке, придраться не к чему. И Маурисиу в сердцах отбросил его.

— Не хочу больше гадать на кофейной гуще! — сказал он Катэрине. — Даже если я их приемный сын или кто-то из родителей прижил меня на стороне, вне брака, все равно это теперь не имеет никакого значения. Вот он, официальный документ, где четко написано, что я сын Марсилиу и Франсиски ди Андради. То есть сын своего отца, который завещал мне часть семейного капитала. И, значит, у меня есть все права на этот капитал!

— Ну так иди в суд, в чем же дело? — сказала Катэрина, не понимая, что же теперь может останавливать Маурисиу.

И он попытался объяснить ей причину своего промедления;

— Думаешь, так легко затевать судебную тяжбу с собственной матерью? Ты поставь себя на мое место. Это же все равно как если бы ты судилась с доной Констанцией.

Катэрина вошутилась:

— Ну ты и сравнил! Моя мать не выгоняла меня из дома и не отбирала последний кусок хлеба. Наоборот, она отдает нам все, что у нее есть, и кормит нас обоих! А твоя…

— Прошу тебя, не говори больше ничего, а то мы серьезно поссоримся, — остановил ее Маурисиу. — И никогда не попрекай меня куском хлеба! Пойми, я не могу сейчас судиться с матерью, потому что надеюсь еще все уладить путем переговоров. Ей ведь тоже не хочется доводить дело до суда, к чему ей такой позор! А пока она упорствует, я действительно возьму в руки мотыгу или лопату и, уж как сумею, буду отрабатывать свой хлеб!

Он был так уязвлен, что и впрямь схватил лопату и пошел разгребать кучу навоза, с непривычки набивая кровавые мозоли на своих изнеженных руках.

Увидев, как неуклюже зять управляется с лопатой, Винченцо выплеснул свое раздражение на Катэрину:

— Ты можешь объяснить, что означает этот цирк? Твой муженек вздумал потешать людей? Что ж, он достиг своей цели: Фарина вон за живот держится от смеха. А мне вовсе не смешно!

— Папа, на тебя не угодишь, — вступилась за мужа Катэрина. — То ты его бездельником обзываешь, то циркачом. Пусть Маурисиу работает как умеет!

— А он что, уже не собирается отвоевывать свою долю наследства, если взялся за лопату?

— Почему? Собирается! Только не хочет идти в суд. И я его понимаю: на это сложно решиться. Какой бы гадиной ни была Железная Рука, для Маурисиу она прежде всего мать!

— Как ты его, однако, защищаешь! Молодец! — одобрительно покачал головой Винченцо, хотя и не разделял мнения дочери. — Судиться с матерью, конечно, последнее дело, но я думаю, Маурисиу просто боится, что на суде выплывет вся правда и его признают незаконнорожденным.

— Папа, и ты уже все знаешь? — расстроилась Катэрина. — Я же просила маму держать язык за зубами! Больше ничего не стану ей рассказывать!