Остров бесконечной любви - Диана Чавиано Страница 51

– Нет, папа, – поправила девушка, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – Ты белый, а мама мулатка, и ты взял ее замуж. Это исключает меня из круга избранных. И если уж белый смог жениться на мулатке, мне непонятно, отчего мулатка, выдающая себя за белую, не может выйти за парня из китайской семьи.

С этими словами Амалия покинула гостиную. За стуком захлопнувшейся двери последовал взрыв большого кувшина с цветами. Над головами родственников яростно раскачивалась хрустальная люстра.

– Я буду вынужден принять меры, – пообещал Хосе.

– Принимай какие хочешь, сынок, только девочка права, – вздохнула Анхела. – И уж прости меня, но вы с Мерседес – самая неподходящая пара, чтобы противиться их роману.

И старушка медленно и осторожно удалилась к себе в комнату, оставляя на мраморных плитах следы горной росы.

Театральные коридоры были заполнены цветом гаванского общества. Землевладельцы и маркизы, политики и актрисы – все в этот вечер встретились на премьере «Маленькой графини», балета на музыку Хоакина Нина, «достойного и славного сына Кубы, вернувшегося на родину после плодотворных странствий по Европе и Соединенным Штатам», как возвещала столичная пресса. И чтобы никто не сомневался в его музыкальной родословной, к статье добавили приписку, подтверждающую, что Нин был учителем самого Эрнесто Лекуоны, – и этого хватило, чтобы привлечь скептиков.

Посреди всеобщего ликования только Амалия, в платье из розового тюля с букетиком фиалок на груди, пребывала в отчаянии. Девушка не выпускала из рук серебристой сумочки, оглядывая толпу в поисках единственного человека, способного помочь. В конце концов она разглядела свою подругу в окружении кавалеров.

– Донья Рита! – Амалия кинулась к ней, ускользнув из-под опеки родителей.

– Ах, ну что за красавица! – воскликнула певица. – Господа, – обратилась она к окружавшим ее кабальеро, – позвольте вам представить это прелестное создание; и кстати сказать, она не замужем и не связана никакими обязательствами.

Амалия была вынуждена, мило улыбнувшись, приветствовать всю компанию.

– Рита, – улучив момент, прошептала несчастная, – мне нужно срочно с вами поговорить.

Женщина внимательно посмотрела на подружку и не на шутку встревожилась.

– Что стряслось? – спросила Рита, отведя девушку в сторону.

Амалия молчала, не зная, с чего начать.

– Я влюблена, – выпалила она наконец.

– О святая Варвара! – вскрикнула певица и даже сделала движение, чтобы перекреститься. – Кто угодно сказал бы… Ты ведь не беременна?

– Донья Рита!

– Прости, доченька, но когда любят так, как это заметно по тебе, возможно все.

– Дело в том, что папе не нравится мой жених.

– Что? Уже и жених?

– Родители его на дух не переносят.

– Почему?

– Потому что он китаец.

– Что?

– Он китаец, – повторила Амалия.

Несколько секунд певица смотрела на девушку, разинув рот, а потом, не в силах сдержаться, расхохоталась так, что все вокруг обернулись в их сторону.

– Если вам так смешно…

– Подожди, – все еще смеясь, попросила Рита, удерживая девушку за руку, чтобы та не убежала. – Господи, мне давно было интересно, каким образом исполнится предсказание Диноры!

– Кого?

– Гадалки, к которой я тебя водила несколько лет назад, ты что – забыла?

– Женщину я помню, а ее слова – нет.

– А вот я помню. Она предупреждала, что у тебя будет сложная любовь.

Амалия была не в том состоянии, чтобы обсуждать пророчества.

– Мои родители рвут и мечут. – Девушка глубоко вздохнула и открыла сумочку. – Мне нужна помощь, и я могу обратиться только к вам.

– Давай рассказывай.

– Я написала для Пабло записку…

– Значит, Пабло, – как бы про себя произнесла певица, смакуя историю Амалии, точно редкое лакомство.

– Он работает в «Пасифико». Я знаю, вы там бываете. Можете с кем-нибудь передать ему мою записку?

– С превеликим удовольствием. Послушай-ка, мне сейчас так захотелось отведать жареного риса, что сразу же после представления я побегу в тот ресторан.

Амалия улыбнулась. Она понимала, что внезапная страсть к китайской еде не имела ничего общего с аппетитом, зато близко соседствовала с любопытством.

– Вам за это воздастся, донья Рита.

– Молчи, девочка, молчи, ведь такое говорят только про благородные поступки, а я собираюсь совершить безрассудство. Если твои родители об этом прознают, я навсегда лишусь их дружбы.

– Вы святая!

– Опять она про церковь! Ты ведь пока не собираешься в монашенки?

– Вот уж нет! Если я так поступлю, то не смогу выйти за Пабло.

– Боже мой! Как же повзрослела моя девочка!

– Спасибо, огромное спасибо, – повторяла Амалия, обнимая свою наперсницу.

– Можно узнать причину этих восторгов?

К ним подошли улыбающиеся Пепе с Мерседес.

– Мы планируем кое-куда выбраться.

– С вами – в любое время. Для меня большая честь считать вас членом семьи. – Хосе взял руки певицы в свои. – Если соберусь помирать, я готов вверить вам свою дочь с закрытыми глазами.

Рита улыбнулась, испытывая неловкость от этого проявления доверия, которое она как раз собиралась обмануть. Но тотчас подумала: «Что угодно ради любви» – и сразу же почувствовала себя не такой виноватой.

В фойе раздался звонок.

– Ну, увидимся! – Амалия чмокнула ее в щеку, стирая последние сомнения.

«Ах, какая красивая любовь!» – произнесла Рита Монтанер в сторону, словно играя одну из ролей.

«Если ты попадешься, я ничего не знаю», – предупредила Рита. Так что, отпрашиваясь у отца за покупками, девушка понимала, чем рискует.

Молодые люди даже не пошли в кино, как договаривались заранее. Прогулявшись по Ведадо, они перекусили в кафе и в конце концов уселись на Набережной, чтобы свершить священный ритуал всех влюбленных в Гаване.

Много лет спустя один архитектор скажет, что со времени постройки пирамиды в Гизе в мире не возводили сооружения более колоссального, нежели эта стена длиной в одиннадцать километров. Без сомнения, это место было предназначено, чтобы любоваться закатом. «Нигде на свете, – утверждал этот архитектор, – не бывает таких прозрачных и долгих сумерек, как в Гаване». Как будто здесь каждый вечер тщательно готовят представление, чтобы Всевышний присел и усладил свой взор звездами, вспыхивающими между золотистым ореолом облаков и сине-зеленым небом, – пейзаж почти неземной. В эти моменты созерцателей поражала мгновенная амнезия. Время приобретало иные физические характеристики, и тогда – как свидетельствуют некоторые – появлялась возможность разглядеть тени из прошлого и будущего, бредущие вдоль стены.