Дорога судьбы - Даниэла Стил Страница 52

Отец Камиллы не испытывал к ней ни капли сочувствия,несмотря на то что сам был отчасти виноват в том, что она сделала. Он пробудилв ней чрезмерные желания, приучил уделять много внимания материальной сторонежизни. Он заморочил ей голову мечтами о князьях и герцогах. Однако стоило емувстретиться с Иеремией, как он сразу увидел в нем порядочного человека,способного стать хорошим мужем для его дочери, и не ошибся в своем выборе.Камилла зашла слишком далеко, и отец не сумел простить ей этого. Получив от нееписьмо, Орвиль ответил, что считает дочь умершей и что ей не достанетсянаследства ни от него, ни от матери, которая чувствует себя слишком слабой, чтобыписать ей. Из всех близких Камилла могла рассчитывать только на Хьюберта,однако он, эгоистичный по натуре, мало интересовался жизнью сестры.

А в Калифорнии Иеремия сообщил всем, что его жена умерла отгриппа во время недавней эпидемии. У Камиллы хватило здравого смысла непредавать свой побег огласке. Похоже, об их отъезде не узнал никто. Тибо дю Преоставил в гостинице «Палас» неоплаченный счет на внушительную сумму, поэтому онстремился сохранить в тайне свое местонахождение и не сказал никому, что увозитс собой Камиллу Терстон. Они просто уехали, ни с кем не попрощавшись, и Иеремияцелую неделю говорил знакомым, что его жена тяжело больна. Потом на рукояткедверного молотка появилась черная креповая лента, и знакомые пришли в ужас. Вгазете напечатали маленький некролог, дом вскоре закрыли, как будто запечатавего навек, а Иеремия перебрался в Напу. Там тоже никто не усомнился в том, чтоКамилла умерла от гриппа. Иеремия объяснил, что ее тело отвезли в Атланту,чтобы похоронить в семейном склепе. В Сент-Элене состоялась скромнаязаупокойная служба, на которой присутствовало очень мало людей. Здесь Камиллупочти никто не знал, а у тех, кому довелось с ней познакомиться, остались о нейдалеко не лестные воспоминания. Иеремия ощутил теплое чувство, увидев средипришедших Джона Харта. Он не забыл, как Иеремия приехал к нему в тот день,когда умерли его жена и дети. Джон так и не женился с тех пор и все еще боялсявозвращаться по вечерам в свой опустевший дом на холме. Но он с горькимсочувствием пожал Иеремии руку.

– Благодарите судьбу за то, что у вас осталась дочка.

– Я так и поступаю.

Их взгляды встретились. Потом Иеремия возвратился домой, кСабрине, у которой не стало матери. Он до сих пор не мог понять поступкаКамиллы и того, что заставило ее на это пойти. Как она могла сбежать с этимчеловеком? Но в одном Иеремия не сомневался. Он не станет добиваться развода.Он не желал, чтобы кто-нибудь узнал о том, что Камилла жива. Об этом не должноостаться никаких свидетельств. Он решил увековечить миф о ее смерти. Пусть всеверят в него, пока жив он сам, и в первую очередь его дочь. Теперь все в округезнали, что Камилла Бошан-Терстон скончалась. Правда была известна лишь Иеремиии Ханне. В доме Терстона рассчитали всю прислугу, а сам дом закрыли, теперь уженасовсем. Возможно, Иеремия когда-нибудь продаст его или будет беречь дляСабрины, однако сам он уже не поселится в нем. Там до сих пор висела одеждаКамиллы, оставались ее вещи, которые та не захотела взять с собой. Она увезлавсе дорогие наряды, вечерние туалеты и роскошные соболя, забрала почти все, заисключением старых и поношенных платьев, не представлявших никакой ценности.Прежде чем уехать, Камилла доверху наполнила чемоданы, но если она когда-нибудьвернется, то по-прежнему останется его женой. А Сабрина будет расти, считаямать умершей от гриппа. Она не найдет ничего, что могло бы помочь ей узнатьправду. Ни писем, ни объяснений, ни документов о разводе. Ничего. КамиллаБошан-Терстон просто скончалась. Покойся с миром. Навсегда.

Повозка остановилась у рудников как раз перед началомобеденного перерыва, и из нее выпрыгнула стройная девочка с шелковыми чернымиволосами, аккуратно перехваченными синей атласной лентой. В голубой полотнянойюбке и матроске она казалась младше своих тринадцати лет. Девочка бежала подвору и махала рукой выходившему из конторы мужчине. Тот на мгновениеостановился, прикрывая глаза от солнца ладонью, покачал головой, но не выдержали улыбнулся. Неделю назад он запретил ей приезжать на рудники верхом и гонятьпо холмам лучших его лошадей, и вот она придумала взять повозку и однаприкатила в ней. Он не знал, смеяться ему или сердиться, хотя обычно легкопринимал решения. Сабрину было трудно держать в руках, она никогда не былаособенно послушной, росла без матери, и это сказалось на ее характере. Онаобожала запах его сигар, давно изучила все его причуды и привычки и научиласьвлиять на него; она управлялась с лошадьми не хуже его самого и знала поименновсех, кто работал на трех его рудниках. А в том, как делается вино, онаразбиралась даже лучше, чем он. Но все это ничуть его не огорчало. ИеремияТерстон гордился своим единственным ребенком, гордился даже больше, чем говорилоб этом; впрочем, Сабрина и так все знала. Он ни разу не драл ее ремнем, ниразу даже не отшлепал за все эти тринадцать лет; он учил ее всему, что зналсам, и все время держал при себе. Пока она не подросла, он практически неотлучался из Сент-Элены, был с девочкой постоянно, читал ей сказки на ночь,делал уколы, когда она болела, баюкал, когда плакала. Он предпочитал сам с нейнянчиться и лишь в исключительных случаях перепоручал ее заботам Ханны илиприслуги, которую нанимал.

– Это ненормально, Иеремия! – часто упрекала его Ханнав прежние годы. – Она же девочка, совсем малышка, доверь ее мне и другимженщинам.

Но он не хотел, не мог вынести долгой разлуки с дочкой.

– Странно, что ты еще ездишь на рудники каждый день!

И вскоре он стал брать девочку с собой. Захватывал несколькоигрушек, теплый свитер, одеяло, иногда подушку, и Сабрина с удовольствиемиграла в уголке его конторы, а к вечеру, утомившись, уютно спала на одеяле уогня. Кого-то это шокировало, но почти все находили эту картину трогательной.Даже самые грубые души оттаивали при виде розового личика, прикрытого угломодеяла, и светлых локонов, рассыпавшихся по подушке. А она всегда просыпалась сулыбкой и, зевнув маленьким ротиком, бежала поцеловать отца. Их взаимная любовьпорой вызывала недоумение, но в большинстве сердец будила зависть,сентиментальность и редкую снисходительность к ближнему. Все эти тринадцать летон не знал с ней горя; она приносила ему только радость, только счастье, тольколюбовь. А его любовь к ней была столь всеобъемлющей, что Сабрина, казалось, ине замечала отсутствия матери. Однажды он просто сказал дочке, что мать умерлавскоре после ее рождения.

– Она была красивая? – спросила девочка.

Его сердце чуть сжалось, когда он кивнул:

– Да, дорогая. Красивая, как ты.

Он улыбнулся. На самом деле Сабрина была похожа скорее нанего, чем на мать. У нее были такие же твердые черты лица, как и у него,Иеремии; к тому же скоро стало ясно, что она будет такой же высокой, как он.Если что и было в девочке от Камиллы, так это буйный нрав. Она постоянно разыгрывалаего, была настоящей проказницей, однако делала все совершенно беззлобно; в нейне было и следа ядовитого, вздорного характера матери. За все эти годы никто инамеком не дал ей понять, что ее мать не умерла, а просто бросила их обоих. СамИеремия не считал нужным об этом говорить. Это только причинило бы девочкеболь, как сказал он когда-то Ханне. И все эти тринадцать лет Сабрина не зналаничего, кроме радости. У нее были легкая, счастливая жизнь и обожавший ее отец,от которого она ни на шаг не отходила. Когда она достаточно подросла, он нанялей учительницу. Сабрина терпеливо пережидала всю первую половину дня, делаявид, что увлечена занятиями, но затем пулей летела на рудники и весь остатокдня проводила с отцом. Здесь она училась тому, что было ей действительноинтересно.