Игра по чужим правилам - Елена Усачева Страница 52

– А Никита тебе спасибо сказал? Ты же и с ним сыграла в эту игру. Для книжки.

– Ничего-то ты не понимаешь, – болезненно прошептала Катя.

– И не хочу!

Не хочет она слышать все это. А главное – понимать.

Ира вылетела на улицу. На ходу достала из рюкзака тетрадку с последними записями. Как же она сейчас ненавидела! Нет, не Катю. Себя! За то, что до сих пор верила в чудеса нормальных отношений. Без игр и обмана. А всего этого не было. В программу развития не заложили с рождения.

Она выбросила тетрадь в ближайшую мусорку и отправилась домой. Не оглядывалась. Такое прошлое лучше не вспоминать.

Вторник не принес ничего необычного. Как и среда. Как и четверг. Химичка не стала поднимать шума из-за Ириного исчезновения из кабинета. Наверное, привыкла, что к десятому классу ее ученики стали преображаться из ангелов в демонов.

Ноябрь протек сквозь пальцы, не оставив в памяти и следа. Декабрь завьюжил, запружил, засыпал город снегом. Катя появилась в начале месяца, но Ира уже давно сидела в конце на среднем ряду, изучала затылки одноклассников.

Середина декабря обязывала готовиться к праздникам, но у Иры все никак не получалось собраться с мыслями и хотя бы понять, кому она будет покупать подарки. Из класса не хотелось поздравлять никого. И тогда она стала придумывать подарки для родных. Обычно у нее был стандартный набор – маме книга, папе одеколон, сестре косметика. А теперь захотелось чего-то совсем-совсем другого, а для этого надо было стать очень внимательной, чтобы понять, что хотят они получить в подарок на Новый год. Она стала прислушиваться к разговорам между отцом и матерью, больше говорить с сестрой, набрасывая приблизительный список чужих желаний. Ведь это так здорово – угадывать желания, видеть, как расцветают лица людей. От чужой радости и тебе становится теплее.

– Лисова, может быть, ты сядешь?

Урок начался, а Ира все не могла вспомнить, что сейчас, алгебра или геометрия.

– Лисова, сядь на место!

– Ты чего? – удивленно смотрит на нее Аня. Она не отважилась пересесть вслед за Ирой, всего лишь перебралась по ряду чуть назад. И теперь всегда могла, если надо, обернуться, перекинуться парой слов.

Удивленно смотрит Парщиков. Когда он успел пересесть на ряд около стены? Щукин поставил перед собой рюкзак, оперся об него лбом. Рядом с ним королевой восседает Курбанова. Она добилась своего, ее любимый Лешик достался только ей. Больше никто на него не претендует. Как там сказал завуч? «Не надо делать ничего из того, что уже совершали взрослые и в чем они разочаровались?»

Лисова долго пыталась выяснить, почему Лешка так странно себя ведет – не спорит, почти никогда не спорит. Глаза ей, как всегда, открыл Митька. Все-таки в нем зреет будущий Пинкертон. Щукин так себя ведет из-за матери. Она серьезно больна. С сердцем что-то. Лешка старается ее не расстраивать, выполняет все, что она просит. Этому научил отец, до того, как исчезнуть из жизни сына. Вспомнился запах лекарства в квартире… Да, да, что-то такое было, о чем-то подобном говорили… Вот откуда щукинский принцип – легче выполнить, чем объяснять, почему не хочешь делать. Да и расстраивать никого не стоит. Ира тут же расхотела играть в желания. Азарт, с которым она их придумывала, улетучился. Словно в аэротрубе выключили кислород.

Без желаний было скучно. Или это скучно было без Щукина? И почему без игры в американку нельзя было просто встретиться, зайти в гости, послушать музыку? Выходило все-таки, что нельзя. Потому что была пара очень внимательных глаз. Курбанова. Она не приветствовала «просто так».

Вот так сделаешь Щукину подарок на Новый год просто так, а все решат, что она снова к нему клеится. Не клеится. Зачем ей это? Знает, что вызовет улыбку на его лице. Подарок был уже придуман – сборная модель самолета, она заметила такие модели у него в шкафу, за стеклом. Но какие уж тут подарки, если все готовы рассматривать любой поступок со своей колокольни. Просто так не бывает! Все зачем-то. Теория Парщикова в действии. Поэтому не будет подарков. Не будет вообще ничего, что привлекло бы внимание.

По геометрии новая тема. Учительница ходила вдоль доски, кусочки мела сыпались на пол от сильного, уверенного нажима. Мел падал, как снег.

Как же хочется праздника! Настоящего. Хочется елки, чтобы нарядить ее игрушками и мишурой. Но на елку нужны были деньги. Ни занимать, ни просить не хотелось.

Ира выпрямилась, в груди поселился знакомый чертик. Желание! Да, у нее было желание! И ведь есть шанс, что об этом никто не узнает.

Она достала из кармана телефон, перевела его в режим вибрации и отправила Щукину эсэмэску. Его трубка оказалась выключена.

– Щукин! – позвала Ира. – Лешка!

Ее шипение потонуло в общем шелестении голосов. Голову, как всегда, повернул только Парщиков.

«Чего?» – спросил он взглядом.

– Лешку позови, – одними губами прошептала Лисова.

«Что?» – округлил он глаза.

Вот вредина, когда надо, он не видит и не слышит.

Ира оторвала от тетрадной странички четвертинку и быстро написала на весь листок: «Желание!». Рядом пририсовала елку. Такие рисуют в условных обозначениях – палка и три хилых волосинки по бокам. Сложила вчетверо, сверху поставила две буквы: «А.Щ.»

Перекинула записку через ряд.

– Щукину передай!

– Мне? – Митька покрутил в руках письмо и стал разворачивать.

– Не тебе! Щукину!

Последнее слово она произнесла в голос, потому что тупой Парщиков упорно не желал ее слышать.

Математичка от удивления округлила глаза.

– Я вас сейчас выгоню! – грохнула она учебником о парту.

– Выгоните, пожалуйста! – встала Ира.

Кто-то ахнул, кто-то хихикнул. Митька, добрый человек, улыбался. Как будто нарочно так сделал.

– Оба вон из класса! – рявкнула математичка.

Ира метнулась к Митькиной парте, но Парщиков поднял руку, словно в «собачку» играл.

– Что у вас там за возня? – подогнала математичка.

– Чего Щукин-то? – проснулся Лешка.

Ира отобрала записку, скомкала в кулаке.

– Побыстрее! – Учительница была категорична.

Митька зло зыркнул в ее сторону. Видимо, в его ежедневнике записано, что он должен быть в школе от и до, а тут такая несостыковка с планами.

– И не стыдно тебе! – кипела праведным гневом ей вслед учительница. – С кем связалась! К концу года совсем от рук отбились!

Ира выпала за дверь. Ноги бодро отработали шаги до конца коридора. Развернулась, пошла обратно. Внутри все горело от желания отправиться в парк. Из гимназии ее сейчас не выпустят, здание закрыто. До перемены надо где-нибудь спрятаться, чтобы не попасть на глаза учителям. Встреться она с кем-нибудь, и произойдет что-то страшное, непоправимое! Она взорвется. Откуда у нее это ощущение, что мир враждебно к ней настроен, что он готовит каверзы, роет окопы и возводит укрепительные сооружения – против, в пику, во вред? В груди щемит, так хочется бежать долго-долго. Пока хватит сил. Может, тогда вся эта несуразица из головы выветрится?