Шотландская любовь - Карен Рэнни Страница 52

Но ее глаза были прикованы к его мужскому естеству, бесстыдно напряженному. Какое чудесное орудие наслаждений – и все для нее!

Пульсирующий жар между ее бедер сделался еще сильнее.

Шона медленно расшнуровала корсет. Она не спешила, дразнила и его, и себя. Гордон не двигался, только смотрел на нее. Его руки напряглись, когда она отбросила корсет. И вот она сняла нижнюю рубашку…

Обнаженная грудь с затвердевшими сосками ныла от желания.

Шона медленно сняла панталоны и осталась в одних чулках и туфлях.

Гордон шагнул к ней, но она покачала головой, смягчив предупреждение улыбкой.

Она сняла туфли и неторопливо, один за другим, чулки.

Гордон продолжал смотреть на нее. Она подошла к нему с улыбкой восторга и предвкушения на губах.

В мгновение ока она уже лежала на спине, на ворохе своей одежды. Он обнимал ее, зарывался пальцами в волосы, целовал бесконечно долго, отчего перед закрытыми глазами вспыхивали цветные пятна, дыхание сбивалось, а сердце пускалось в галоп.

Гордон губами прочертил дорожку от одного ее уха к другому, поцеловал нос и закрытые веки, подбородок, щеки… Раньше он никогда не говорил на гэльском, никогда не шептал ее имя с такой отчаянной страстью. Никогда не говорил «дорогая», отмечая словом паузы между поцелуями. А теперь он все это делал.

У нее на глазах выступили слезы, ресницы сделались мокрыми.

Она обвила его руками, ощущая всю силу мускулов, и в знак приглашения раздвинула ноги. Сегодня ей не хватит терпения для долгой любовной игры, для тягучих, томных поцелуев.

Он поднялся на локтях и прижался к ее входу.

Время как будто замедлилось. Словно происходило нечто очень и очень важное. Событие, которое нужно запомнить на всю жизнь. Шону затопили воспоминания обо всех моментах их близости, когда у него было вот такое же лицо, когда вот так же бушевала страсть в глазах.

Они никогда в жизни друг другу не «уступали», всегда приходили к этому моменту одинаково жаждущими, охваченными неистовой страстью.

Ничто не изменилось и теперь.

Гордон вторгся в нее с такой силой, что Шона вскрикнула, запрокинула голову и впилась пальцами в его плечи.

Она ничего другого не чувствовала – только его.

«Дорогой мой. Мой Бог!»

Гордон принялся целовать ее, перемежая поцелуи ласковыми словами. В его глазах пылало обещание.

Каждый раз, когда он двигался прочь, ее заполняло чувство потери. Каждый раз, когда стремился ей навстречу, она вздыхала от облегчения. Снова и снова, пока ощущения, пронзительные, как боль, не хлынули через край.

Она невольно зажмурилась, когда наступил апогей страсти, когда перед глазами вспыхнула молния, когда от трепещущего наслаждения сердце замерло на долгий, долгий миг.

Гордон содрогнулся всем телом. А потом стал целовать Шону в висок и щеку, и прерывисто дышать в ухо. Она расслабилась и опустила ноги, руки ее тоже скользнули вниз – на пыльный пол.

Он поцеловал ее между ключицами, там, где выступил пот.

Молчание отмеряло секунды.

Слова казались лишними. Сколько слов, колючих, острых слов, они бросили друг в друга в последние дни? Удивительно, как они только не истекли кровью от этих своих разговоров…

Она положила ладонь ему на спину – это прикосновение словно соединяло ее с сегодняшним днем, «здесь и сейчас». Они стали на семь лет старше, а связь никуда не делась. И потребность в нем разрывала ее на куски – пока не была удовлетворена.

Он взял ее на полу. А она и рада.

Боже правый, что она наделала? Какое безрассудство! Опять.

– Я снова допустила ошибку, да? – Она смотрела на затянутые паутиной балки над головой. – Во-первых, я пришла сюда…

А во-вторых, повела себя как шлюха.

Он поднял голову, но не ответил. Какое у него непроницаемое лицо. Он, наверное, вот так же смотрел на своих солдат. Мог ли кто-то из них угадать тогда, о чем он думает? Она – не может. Если только это не тень презрения в его глазах.

Шона мягко оттолкнула его, и он перекатился на бок. Красивый он… Даже шрамы делают его тело не отталкивающим, а еще более привлекательным. Как такое возможно?

Ей хотелось спросить, откуда взялась эта отметина на груди, и как он получил тот шрам на ноге. Но спрашивать не стала. Вне зависимости от того, ответит он или нет, она будет переживать и волноваться. Семь лет она переживала и волновалась за него.

– Ты можешь куда-нибудь уехать? – спросила она. – Может, у тебя есть какие-то дела в Лондоне? Или в Инвернессе? Или в Эдинбурге?

– Может, мне следует любезно убраться с глаз твоих долой на войну? Чтобы успокоить твою совесть?

Ну вот опять, как семь лет назад. Неужели они никогда не смогут оставить это в прошлом? Или она еще не достаточно искупила свою вину?

– Я уехала из Инвергэра раньше, чем ты.

– Это я помню. Может, помню даже лучше, чем хотелось бы.

– Я не могу изменить прошлое. Не могу все исправить. Не могу.

– Не можешь.

Как отвратительно звучат слова «не можешь». Но это только звук, не более того…

– Единственное, что я могу, – это сосредоточиться на настоящем.

Она начала одеваться – гораздо поспешнее, чем раздевалась. Она посмотрела на корсаж, убедилась, что он застегнут правильно, поправила манжеты и заколола волосы как положено.

Гордон тоже одевался, брюки успел застегнуть, рубашку – нет.

– Я прилично выгляжу? – спросила она.

Он не ответил, только кивнул.

Снова перед ней чужак, незнакомец, вовсе не тот любовник, которого она держала в объятиях несколько минут назад. Настоящий баронет, настолько, что она не удержалась:

– Каково это – быть баронетом?

– Точно так же, как и полковником или просто Гордоном. Ничего не изменилось.

«Нет, изменилось. Изменился ты».

Но и она изменилась тоже, и возможно, именно поэтому ей сейчас отчаянно захотелось разрыдаться, и без оглядки бежать с фабрики, и поклясться больше никогда не видеть Гордона Макдермонда.

Знаменательный выдался день. Прошлое ворвалось в его жизнь и громогласно заявило, что на самом деле было здесь всегда.

Гордон смотрел на языки пламени, пляшущего в печи, как будто надеялся найти там ответы на свои вопросы. И хотя ему еще предстояло много работы, он не мог думать ни о чем, кроме Шоны.

Она его соблазнила, и он не просто поддался искушению – на самом деле яркость и сила собственной реакции его ошеломила.

Она уже не та девочка, которую он знал когда-то. Он осознал это, когда утоленная страсть отступила и сменилась нежностью. Шона не дразнила его, как это бывало семь лет назад. В ее глазах он увидел печаль, будто близость всколыхнула в ней чувства, которые она обычно тщательно скрывала.