Декабристки. Тысячи верст до любви - Татьяна Алексеева Страница 52

Однако напоминание о том, ради чего он вернулся в Иркутск, не помешало посланнику с любопытством поглядывать по сторонам и с радостью узнавать места, где прошло его детство. Проходя мимо гимназии, где он когда-то учился, и вспомнив все свои многочисленные детские забавы и шалости, он не смог сдержать хитрой улыбки, а заметив дом, где жил один из самых близких его школьных друзей, с которым они не виделись уже больше десяти лет, пообещал себе обязательно нанести визит его семье и узнать, где сейчас его товарищ и как сложилась его жизнь. Однако долго возле знакомых мест молодой человек все-таки не задерживался. Ему не терпелось скорее попасть домой и сообщить своим родителям самую важную в их жизни новость.

Наконец он свернул на свою улицу и еле удержался, чтобы не перейти на бег. Дом, в котором он не был больше семи лет, за это время ничуть не изменился. Разве что деревянная дверь еще сильнее потемнела от времени да шнурок звонка, когда-то темный, выгорел на солнце… Но звон колокольчика, раздавшийся из-за двери, когда молодой человек дернул за этот шнурок, был таким же веселым и мелодичным, как и раньше, до того, как он покинул этот дом и уехал на службу. А когда дверь распахнулась, на пороге показалась тоже хорошо знакомая ему и тоже почти не изменившаяся полная пожилая женщина, помогавшая его матери по хозяйству.

– Здравствуй, Семеновна! – улыбнулся ей гость. – Что родители, дома?

– Мишенька! – старуха обхватила молодого человека обеими руками и прижала его к себе так крепко, что он крякнул от неожиданности. Но потом тоже обнял обрадованную женщину и с некоторой грустью вздохнул. Он как будто снова вернулся в детство, снова стал маленьким Мишенькой, а не прибывшим в Иркутск с особым поручением посланником Михаилом Сергеевичем Волконским.

– Мишенька, родной ты мой, я тебя и не узнала сразу! – причитала старая женщина, не желая отпускать хозяйского сына. – Как же Мария Николаевна-то обрадуется! Сейчас я Сергея Григорьевича позову, подожди чуток… Ох, нет, что ж я говорю, старая, проходи скорее, не стой в дверях!

Она, наконец, выпустила Михаила, и он вошел в прихожую, с радостью отметив про себя, что внутри дом, где он жил, тоже почти не изменился. Но долго разглядывать комнаты и предаваться воспоминаниям ему не пришлось: скрипнула одна из выходивших в прихожую дверей, и на пороге появился высокий седой старик в поношенном крестьянском платье.

– Здравствуй, сынок! – воскликнул он радостно, и Михаила снова обхватили сильные руки. – Мы тебя совсем не ждали, думали, ты на Амуре или еще где-нибудь далеко… Почему ты не написал, что приедешь?

– Все решилось очень быстро. Если бы я отправил письмо, оно бы, наверное, пришло в одно время со мной, – объяснил Михаил.

– Могло и чуть раньше прийти, – укоризненно возразил его отец. – Пусть бы хоть на день или два раньше, мы бы все равно успели подготовиться к твоему приезду!

– Виноват, не подумал об этом. Да и хотелось вас неожиданно обрадовать… – опустил голову молодой человек.

– Неожиданно! – усмехнулся отец. – Мы с твоей матерью уже староваты для того, чтобы нас неожиданностями радовать… Ладно, пошли к ней, она тебя в любом случае будет рада видеть, как раз недавно о тебе вспоминала!..

Он схватил сына за локоть и потянул его к еще одной плотно закрытой двери.

– Маша, посмотри, кто к нам явился с визитом! – Отец осторожно приоткрыл дверь и сразу же затворил ее, после того как они с сыном протиснулись в образовавшуюся узкую щель.

В комнате, несмотря на летнее время, было жарко натоплено. В камине тлели обугленные дрова, над которыми изредка поднимались слабые язычки пламени. А в кресле перед камином сидела закутанная в огромный пуховый платок сморщенная старушка с кудрявыми седыми волосами.

– Маменька, здравствуйте! – Михаил наклонился к ней, собираясь поцеловать ее морщинистую руку, но пожилая женщина, как до этого ее муж, не дала ему ограничиться таким холодным «официальным» приветствием и обняла его обеими руками. В отличие от Сергея Волконского, сил у нее было совсем мало, и объятия получились очень слабыми. Михаил осторожно, словно хрупкую вещь, прижал к себе мать, а потом аккуратно поправил начавший съезжать с нее платок.

– Так вам тепло? Может, огонь побольше разжечь? – спросил он заботливо.

– Не надо, потом, – улыбнулась в ответ мать, и по ее морщинистым щекам медленно покатились две блестящих в свете камина больших слезы. – Сядь рядышком, посиди чуть-чуть, расскажи, как ты жил все это время! От тебя писем долго не было, мы ждали, что скоро они придут, но что ты сам приедешь – почти не надеялись…

– Да, я виноват, что не написал, но я думал… – начал было Михаил оправдываться во второй раз, но отец перебил его:

– Садись и рассказывай!

Младший Волконский придвинул к креслу матери старый скрипучий стул, на котором он любил раскачиваться в детстве, уселся на него и с некоторой растерянностью посмотрел на выжидающе глядевших на него родителей. Он только что услышал от отца, что мать слишком слаба для серьезных волнений, и теперь не знал, каким образом сообщить им ту новость, из-за которой он и приехал домой. Следовало как-то постепенно подготовить к ней мать, да и отца, скорее всего, не стоило резко ошарашивать этим известием… Но как это сделать? Михаилу не раз приходилось решать сложные дипломатические задачи, и делал он это весьма успешно, но проблема, стоявшая перед ним теперь, оказалась гораздо более трудной.

– Я был в Монголии, – начал он издалека, решив немного протянуть время и дать родителям немного успокоиться после волнений, вызванных его появлением. – Помните, я писал вам, что туда еду, вы ведь получили то мое письмо?

– Да, конечно, мы все получили! – нетерпеливо подтвердил Сергей Волконский. – Но ты очень уж кратко написал, так что давай, рассказывай, чем там занимался.

– Ох, подожди, он же наверняка есть хочет и отдохнуть, с дороги-то! – спохватилась вдруг Мария Волконская. – А мы ему даже дух перевести не дали… Позови Семеновну, скажи, чтобы собирала на стол! А еще пусть пошлет кого-нибудь за Якушкиным!

Ее теплый платок снова начал разворачиваться, и Сергей, привстав, старательно запахнул его.

– Сиди спокойно, я сейчас сам всем этим займусь, – сказал он чуть ворчливо и вышел из комнаты. Из-за двери, которую он сразу же плотно закрыл за собой, чтобы сберечь тепло в комнате, послышался его громкий голос, отдающий распоряжения кухарке. Мария зябко поежилась под своим платком и снова посмотрела на сына с такой нежностью, что он даже растерялся и почувствовал некоторую неловкость.

– Ты видел в Петербурге Нелли? – спросила Мария. – Как у нее сейчас дела, все ли хорошо?

Как всегда, когда она говорила о дочери, ее лицо приняло виноватое и несчастное выражение, и Михаил поспешил развеять ее опасения:

– Видел, конечно, и у нее все замечательно! Дома у них все спокойно, и муж ее, кажется, очень любит, и сама она наконец-то счастлива. Просила кланяться вам с батюшкой…