Тайна индийских офицеров - Мэри Элизабет Брэддон Страница 52

В его маленькой гостиной стоит этажерка, набитая книгами, купленными им на карманные деньги, когда-то выданные им его дядей и дававшие ему возможность удовлетворять свое влечение к науке.

В этот день он был как-то особенно молчалив и серьезен; он почти совсем не разговаривал с учениками и скоро отослал их домой, так что старшие из них ушли с унылым видом, говоря друг другу, что с учителем, наверное, случилось что-нибудь неприятное. Оставшись наедине с самим собою, Ричард погрузился в размышления. Глаза его были устремлены на открытое окно, в которое он видел тропинку, идущую вдоль красивого плетня, по которой Бланш привела его в народное училище.

— Придет ли она? — спрашивает он себя. — Она обещала дать мне последнее издание Квэтерлея, как только принесет его из библиотеки. Она так добра и так неутомима, что непременно сдержит обещание! О да, я убежден, что она его сдержит!

Эта мысль успокоила Ричарда. Он взял с полки книгу и начал ее читать, изредка посматривая на тропинку.

— Если она принесет мне «Обозрение», не докажет ли это, что она интересуется мною? Впрочем, она сделает то же самое для беднейшего жителя Бельминстера, если только у него есть охота к чтению; она считает своим долгом доставлять людям удовольствие. В ней так мало общего с другими девушками, что нужно быть отчаянным нахалом, чтобы видеть в ее действиях признаки симпатии.

Он снова погрустнел и встал, чтобы несколько раз пройтись по комнате.

Ричард не был красавцем, но в лице его было что-то очень нежное и симпатичное, делавшее его в самом деле в высшей степени привлекательным. Он одевался просто, но выглядел как джентльмен. Пока он ходил из угла в угол, в окне показалось хорошенькое личико, и нежный голосок весело произнес:

— Ах Ричард, как вы нетерпеливы! Вы ходите с видом голодного льва, ожидающего обеда; а ведь я лишь немного опоздала с «Обозрением». Мне очень досадно, но я вынуждена назвать эту книгу чрезвычайно скучной: я не смогла прочесть больше шести страниц. Можно мне войти к вам?

— Да, если вам угодно! — с легким трепетом ответил молодой человек.

— Благодарю, — улыбнулась Бланш. — У меня к вам множество поручений от отца, и, кроме того, я хочу многое вам сказать, так что я зайду к вам на целых полчаса.

Молодой человек бросился открывать дверь, и девушка, войдя в классную комнату, села прямо на кафедру. В течение четверти часа она говорила о разных разностях, давала поручения, просила собрать сведения относительно родителей его учеников и т. д. Ричард хранил глубокое молчание. Опершись на подоконник, он перебирал своей нежной рукой часовую цепочку. Бланш заметила его рассеянность и сказала с нетерпением:

— Ричард Саундерс, да вы совсем меня не слушаете. Я уверена, что вы не слышали ни слова из сказанного мною.

— Это верно, мисс Гевард! — ответил он с неожиданным волнением. — Я слушаю только звуки вашего голоса, которые кажутся мне мелодичнее музыки и туманят мою голову.

— Ричард! — укоризненно сказала Бланш.

— Да, да, — ответил он с горькой улыбкой, — говорите, что я совершенно забылся, что ваша доброта сделала меня дерзким. Идите к отцу, Бланш, и скажите ему, что он принял участие в недостойном человеке, и этот человек, осыпанный его благодеяниями* отблагодарил его только тем, что осмелился полюбить его дочь.

— Ричард!.. Ричард!.. — воскликнула она с безотчетной тоской.

— Вы не упрекаете меня за дерзость, мисс Гевард?

— Нет, Ричард. Что же дерзкого в том, что вы мне сказали? Разве вы мне не равны в своих мыслях и чувствах так же, как равны и по рождению?

— Как?! — воскликнул Ричард, его бледное лицо озарилось лучом надежды. — Понимаете ли вы то, что сейчас сказали?.. Вероятно ли это?.. Неужели вы сможете выслушать мою исповедь?

— Нет, — сказала она спокойно и решительно. — Ох, Ричард, Ричард! И зачем такая мысль забрела в вашу голову? Почему бы вам не довольствоваться одною наукой, которая дает вам столько светлых минут?.. Да знаете ли вы, как тяжело любить… и любить безнадежно?.. Вы еще не испытали, каково это — вечно думать о том, кто вас никогда и не вспомнит?. О Ричард, вы дитя, и я говорю с вами, как говорила бы с младшим братом: советую вам выкинуть эту мысль из головы.

Она говорила с необыкновенным воодушевлением; серые лаза ее разгорелись, а лицо покрылось пылающим румянцем.

— Так, значит, надежды нет?.. Нет никакой надежды? Говорите же, Бланш! Вспомните, что вы сами только сейчас называли меня ребенком; настоящее мое положение — положение временное: я готовлюсь в коллегию… Я стану ректором… Я буду равен вам, и тогда… тогда, Бланш, можно ли мне надеяться.

— Нет, Ричард, никогда!

Тихая грусть, отразившаяся на ее лице, лучше всяких слов могла бы дать понять даже самому упрямому возлюбленному, что его дело проиграно. Ричард Саундерс закрыл лицо руками и горько зарыдал. В это время в дверях показался викарий.

— Могу я войти? — спокойно спросил Вальтер, и тут же, не дожидаясь ответа, переступил порог. — Добрый вечер, мисс Гевард! Ричард, как вы себя чувствуете?

Он положил руку на плечо молодого человека и заметил, что все тело его судорожно вздрагивает.

— Что это, Ричард?!.. Ричард, да что с вами? — произнес он тревожно.

— Вы были так добры ко мне, мистер Вальтер Реморден! Я поверился вам, как старшему брату, — мягко ответил ему молодой человек. — Вы давно знаете, как я люблю ее… Простит ли она, что я сказал вам то, что сказал сейчас ей?

— Да… по всей вероятности! — ответил Реморден.

— Она запретила мне ждать взаимности как в настоящем, так и в будущем… Да хранит ее Небо! Даже ангел не мог бы сказать лучше, но она тем не менее разбила мое сердце!

Викарий не мог видеть лицо молодой девушки: она закрыла его дрожащими руками.

— Вы оба милые наивные дети! — ласково сказал Вальтер. — Не слишком ли опрометчиво подобное решение? Мне казалось, что вы созданы друг для друга, и я ожидал совсем иной развязки… Мисс Гевард, дайте руку. Как она холодна, эта бедная маленькая ручка!.. Сядем сюда, к окну; я расскажу вам повесть любви, конец которой чрезвычайно грустен, но которая может послужить вам уроком.

— Все знают, — начал Реморден, сев спиной к окну, так что лицо его осталось в тени, — как нелегко живется человеку, ставшему игрушкой безнадежной любви, и в особенности обманутому любимой им женщиной. Как бы то ни было, но я должен признаться вам, что и сам нахожусь в числе людей, обманутых таким плачевным образом.

Бланш вздрогнула, но ни она, ни Ричард не сказали ни слова.

— Раньше я никогда не говорил об этом, — продолжал Вальтер Реморден. — Я покорно нес свой крест, стараясь добросовестно исполнять долг; но когда я увидел этого бедного молодого человека, оплакивающего свою надежду и свои разбитые мечты, я подумал, что утешу его, если расскажу, как были уничтожены и мои надежды, оставив мне после себя одно только отчаяние.