Королева туфель - Анна Дэвис Страница 52

Длинная черная машина. Шофер дремал в своем кресле, надвинув кепку на глаза.

«Ли-фрэнсис» с серебряной статуэткой на капоте.

28

Сегодня вечером Лулу нарядилась в белое кружевное платье и вуаль. Поначалу платье, очевидно, задумывалось как свадебное, но юбка несколько изменилась и была укорочена, как раз чуть выше колена. Шумная публика сходила с ума от восторга, выражая свою преданность, а она ответно была благодарна своим зрителям. Когда появилась Женевьева, Лулу как раз начинала новый танцевально-песенный номер, в котором к ней присоединилась стройная и гибкая девушка, одетая в черный облегающий комбинезон, возможно танцовщица из балета Руссе или Суэдо. Она танцевала за спиной у Лулу, с потрясающей точностью повторяя каждое ее движение. Когда Лулу высоко вскинула ноги, девушка в черном повторила ее движение всего в нескольких дюймах у нее за спиной. Когда Лулу поникла, словно тростник, то же сделала танцовщица.

Лулу пела о девушке, чья тень перестает подчиняться ей, отказываясь следовать за хозяйкой, как и положено всем теням, и вместо этого затаскивает ее на шумные вечеринки, где танцует всю ночь напролет, заставляя танцевать и свою хозяйку, полностью лишая при этом сил.

Женевьева, все еще мучаясь от ревности, решила выпить, чтобы хоть немного расслабиться, и заказала шерри. Отыскав в толпе Нормана Беттерсона, направилась к нему и взобралась на свободный стул рядом.

— Я не знала, что Лулу работает вместе с танцовщицей, — удивленно прошептала Женевьева. — Очевидно, они долго репетировали номер, но она ни разу об этом не рассказывала.

— Если вас послушать, покажется, что она водится с вашим заклятым врагом и предает вашу дружбу. — На Беттерсоне был строгий черный костюм. Он смазал маслом усы, чтобы загнуть их кончики.

— Мы с ней лучшие подруги, у нас нет секретов друг от друга.

— Так вы знаете? — Беттерсон странно взглянул на нее.

На сцене тень приобретала все большее влияние. Лулу пела о том, как в последние дни перед свадьбой девушка становилась все более слабой и изнуренной, словно тень, а тень оживала и становилась все более плотской.

— История кажется мне смутно знакомой, — заметила Женевьева. — Очевидно, она основана на народном фольклоре.

— Она исходит из самого сердца, — заметил Беттерсон. — Вот такая девушка, наша Лулу.

Женевьева пронзительно на него посмотрела. В самом деле, ничего не скажешь, наша Лулу!

В другом конце комнаты раздалось чье-то невнятное бормотание. Голос бубнил неразборчиво из-за выпитого спиртного, невозможно было понять слова. Другой человек закричал по-английски, что ему лучше заткнуться, если он не хочет, чтобы, ему выбили зубы. Женевьева не могла разглядеть обоих мужчин из-за моря голов, но узнала их голоса. Человеком, который пытался помешать Лулу, оказался Жозеф Лазарус, пингвинообразный поклонник певицы. А второй человек — Фредерик Кэмби, был ее единственной настоящей любовью.

— Все любят ее, — прошептал Беттерсон. — Все.

Женевьева, разозлившись по какой-то не совсем понятной причине, уже собиралась завести речь о журнале, но Беттерсон снова заговорил высоким голосом:

— Слышали о вашем друге, Гае Монтерее?

— Моем друге?

— Это случилось чуть раньше, сегодня вечером. Он здорово врезал владельцу «Ротонды». Сбил его с ног одним ударом. Я видел все собственными глазами. Кто-то вызвал жандармов, и они забрали его. А девушка Гая, Шепот, вопила и проклинала их на чем свет стоит, заявляла, что купит их с потрохами, но они ничего у нее не взяли. Теперь она должна ждать до утра, чтобы освободить его под залог.

Женевьева округлила глаза.

— Этот мужчина — сплошная неприятность.

— Будьте милосердны, Виви. Бедный Гай заперт в камере на целую ночь. У этого прощелыги из «Ротонды» полиция с руки ест. Разве вы не знаете, что однажды он донес о разговоре Ленина, который ему удалось подслушать в своем кафе? Он уже многие годы работает доносчиком на полицию. А мы, хорошие люди, должны держаться вместе.

— Да неужели? Нет, я сыта по горло Гаем Монтереем. Я хочу, чтобы его стихов не было в журнале.

Но Беттерсон снова стал наблюдать за представлением.

Настал день свадьбы. Девушка, отчаявшись избавиться от тени, берет в руки ножницы и угрожающе ими размахивает. Не обращая внимания на мольбы тени, дотягивается до своих ступней и разрубает их в том месте, где они соединяются с тенью.

— Вы слушаете меня, Норман?

— Что?

Но именно девушка, а не ее тень начинает погибать. Кровь струится из ее ног, заливая пол. Тень кидается, чтобы поддержать ее, поймать хозяйку, не дать ей упасть. И вот девушка лежит бездыханная, а тень ласково закрывает ее лицо вуалью, ставшей саваном, и рыдает.

— Я сказала, что не хочу присутствия Монтерея в журнале. — Женевьева почувствовала горечь и желчную мелочность в собственном голосе. Она хорошо понимала, что сердится вовсе не на Монтерея и даже не на Беттерсона. Но сейчас она со злорадным удовольствием использовала свое положение. Эту ситуацию она сможет удержать под контролем. И это невероятно приятно!

Беттерсон казался невозмутимым. Возможно, он так ничего и не услышал.

— Прости, куколка. — Он соскользнул со стула и закрутил кончики усов. — Я готов.

— Что вы… — Но прежде, чем она успела расслышать его ответ, он ринулся через зал прямо к выступающим.

На трагической сцене появился жених девушки. Прижав руки к сердцу, он с мукой взирал на свою погибшую любимую, а затем перевел взгляд на тень. Его лицо непроницаемо, тень съежилась и исчезла под его взглядом.

Жених склонился над мертвой девушкой. Он нежно убрал с ее лица вуаль, а затем встал и направился к тени, неся в руках фату. Тень в страхе отступила, но не нашла спасения, ей негде укрыться. Мужчина подошел к ней, надел ей на голову фату своей мертвой возлюбленной и закрыл ее лицо.

В баре воцарилась мертвая тишина, нарушаемая едва слышным дыханием, зрители замерли в напряженном ожидании.

И вот жених обнял тень и изо всех сил прижал ее к себе. Он откинул фату, приподнял подбородок девушки-тени и поцеловал ее в губы.

Шоу завершилось.

— Ну, шери. — Лулу вытирала искусственную кровь полотенцем из бара. — Что скажешь?

— Весьма впечатляющее представление. Но ты и сама об этом догадываешься. — Женевьева передала ей стакан пива, который Лулу тут же с жадностью выпила. — Почему ты не рассказала мне, что работаешь с той танцовщицей?

Лулу выпила еще.

— Я так счастлива, шери. Несколько месяцев назад, когда я поссорилась с Кэмби, ты сказала, что я должна попробовать воплотить свои чувства и переживания в искусстве. В моем пении. Помнишь?

Женевьева пожала плечами.