Ласковый дождь - Роберта Лэтоу Страница 52

Она думала об Ахмеде, который произвел на нее очень приятное впечатление. У нее выработалось снобистское отношение к мужчинам за то время, пока она пребывала в состоянии так называемой любви к Полу. Вот еще одна область, в которой она сознательно отказывалась от свободы. А как бы ей хотелось встретить человека и полюбить его по-настоящему, настолько, чтобы построить с ним общую жизнь.

Она вспомнила, что Ахмед говорил что-то… что они с Рашидом не только друзья, но и партнеры. Они подшучивали над ней. Ахмед попросил Рашида продать ему Миреллу, а тот ответил, что она не продается – пока. Ее обеспокоило бы это самое «пока», если бы он не заявил, что она – свободная женщина, но если она хочет пойти с Ахмедом по доброй воле, то он не станет ей препятствовать, а, напротив, примет участие в очередной оргии приятеля. У Миреллы эта идея вызвала стойкое отвращение, но она отказалась в той же непринужденной и шутливой манере, в какой они пытались ее соблазнить. Но обаяние – это одно, а доверие – совсем другое. И если Рашиду она хоть в какой-то степени доверяла, то Ахмеду не доверяла вообще.

Мирелла попыталась успокоиться и заснуть. Но это оказалось невозможно. Она была слишком возбуждена в преддверии путешествия в Турцию. Ах, Рашид! Ведь он не меньше увлечен ею, чем она им.

Это правда, но он никогда не сможет стать для нее господином, как для других своих любовниц, потому что она его не любит. Она позволила ему себя соблазнить, и теперь имеет преимущество, потому что знает, в чем суть их отношений. Музыка вчерашней оперы все еще звучала у нее в ушах, и она живо представила себе некоторые сцены спектакля. Она никогда бы не поступила так, как Маргарита, не стала бы подливать сонное зелье своей матери по просьбе любовника. Бедная девушка, она потеряла мать и любовника и в наказание оказалась в аду.

Последняя надежда на сон улетучилась, и Мирелла поднялась с кровати. Она направилась в гостиную, взяла два тома из архивных документов и отложила их в сторону, чтобы взять с собой в Турцию. Затем выбрала несколько украшений из шкатулки, оставленной ей в наследство, и на мгновение задержалась перед портретом Оттолайн Синан, в который когда-то, на ее счастье, влюбился Бриндли. В чертах лица этой женщины было некоторое сходство с бабушкиным, а также с лицом самой Миреллы. Впервые с тех пор, как обнаружилось таинственное наследство, Мирелла почувствовала, что гордится своим происхождением от этой женщины, принадлежащей далекой, романтической эпохе. В ней вдруг пробудилось ощущение исторической связи времен, в которой находилось место и для ее легендарных предков, и для нее самой.

Мирелла вдруг ясно поняла, почему все они – Максим, Лоуренс и даже Маркус – так трепетно относятся к Уингфилд-Парку и почему никому из них никогда не приходило в голову продать часть своих владений даже в самых стесненных материальных обстоятельствах. Это поместье связывало их с прошлым, давало ощущение настоящего и вселяло уверенность в завтрашнем дне. Там были их корни, прочное основание, дающее опору в жизни.

Бедная мама, зачем она так бездарно тратит силы и время, чтобы лишить их всех наследства? Она упорствовала, но никогда не продвигалась в своем намерении ни на йоту – Маркусу чудом удавалось сохранить их имущество вопреки ее мольбам. Лишь Мирелла иногда поддавалась влиянию матери и колебалась в своих убеждениях, но полностью сломить ее Лили так и не смогла. К счастью для Миреллы, мужчины в их семействе оказались более стойкими, а дядя Хайрам вообще оказал ей неоценимую услугу, взвалив на ее плечи бремя забот о доме. И вот теперь прабабушка со своим наследством. Если бы не все эти люди, она наверняка замкнулась бы в своем маленьком мирке, который в конце концов поглотил бы ее, как это произошло с Лили.

Мирелла содрогнулась при мысли о том, какой она была всего две недели назад, как изощренно обманывала себя, убеждая, что жизнь ее безоблачна и совершенна. Ей понадобилось наследство, чтобы она решилась полностью изменить свою судьбу, заставившую ее ощутить любовь к самой себе, которая обещала быть взаимной. Такую любовь, какую она всегда испытывала к отцу, брату, Маркусу и Дине и какую хотела бы испытывать к матери.

Она вернулась в спальню и взяла со столика наручные часики: в Массачусетсе сейчас около полуночи. В Уингфилд-Парке никогда не ложатся раньше часа ночи. Мирелле вдруг захотелось позвонить Лили и сказать ей, что она ее любит, что все проблемы утрясутся. Ей хотелось сказать, что она рада представившейся теперь возможности вложить деньги в ремонт их поместья, что только сейчас она поняла, насколько важно для человека хранить связь с прошлым.

Мирелла сняла трубку и набрала прямой номер Лили. Та ответила не сразу.

– Алло?

– Привет, мама, я звоню только для того, чтобы сказать, что люблю тебя.

– Кто это? – ледяным тоном отозвалась Лили.

– Мирелла Уингфилд, твоя дочь. – Она досадливо покачала головой, подумав о том, что мать неисправима.

– Я не знаю никакой Миреллы Уингфилд, и у меня нет дочери, – процедила Лили и повесила трубку.

Мирелла летела в Турцию с Рашидом на его частном самолете, рассчитанном на двенадцать пассажиров и оборудованном по его вкусу. Салон был разделен на две части: столовая и гостиная, спальня с примыкающей к ней ванной.

Обстановка поражала роскошью и тонким вкусом, недаром над ней работал один из лучших итальянских дизайнеров. Стены, диваны и кресла были обтянуты мягкой кожей бежевых тонов, повсюду были разбросаны шкуры экзотических животных. Кроме них, на борту было еще четыре человека: два пилота и двое стюардов-суданцев. Как только самолет поднялся в воздух, Рашид повел Миреллу в спальню, распорядившись, чтобы их разбудили за полчаса до приземления.

Они очень устали, потому что уезжали из Лондона второпях. Рашид настаивал на том, чтобы завтракать уже в Стамбуле. Так что теперь они быстро разделись, залезли в постель и, обнявшись, заснули крепким сном.

Через три с половиной часа стюард разбудил их и подал шампанское прямо в постель. Мирелла наблюдала за тем, как Рашид высасывает сочную мякоть спелой фиги, и в очередной раз поражалась тому, сколько сексуальной притягательности в этом мужчине. Почувствовав на себе ее взгляд, он улыбнулся и поднес к ее губам разломанный плод. Вкус сладкого, пахучего сока напоминал аромат самой любви. Мирелле хотелось вобрать в себя этого мужчину, поглотить его целиком, как она только что сделала с плодом, но их сексуальные отношения были иного рода – он руководил ею в постели, и ей не на что было жаловаться, поскольку оба получали удовольствие.

Он поцеловал ее в губы, слизнул с них оставшиеся капельки сока и довольно равнодушно приказал ей смирить любовный пыл, пылающий в ее глазах, поскольку пришло время одеваться.

Она послушно вылезла из постели, а Рашид лакомился своим любимым шоколадом, пристально наблюдая за ней. Было очевидно, что это зрелище доставляет ему удовольствие. Он попросил ее надеть все украшения, чтобы ступить на землю Стамбула, как новоявленная царица. У него мелькнула мысль, что эта все еще наивная и неиспорченная американка понятия не имеет о том, что размер ее состояния действительно позволяет ей чувствовать себя в этой стране царицей.