Колдовское наваждение - Аннет Клоу Страница 52

— Фрэнсис? — суровым голосом произнес ее отец. — Ты хочешь сказать, что ты перехватывала письма, написанные Эмилю его женой?

— Да! Я уничтожала их. Я забирала их со столика перед приходом почтальона и сжигала, — истерично закричала сестра Эмиля и взглянула на Патрицию. — Ты была несчастьем для него! Только я, я одна хотела спасти его! — продолжала она кричать.

Патриция побледнела. Она была ошеломлена. Так, значит, Эмиль никогда не получал ее писем, ее первых страстных писем, где она писала ему о своей любви; тех радостных писем, в которых она писала о рождении их ребенка; тех последних писем, где она умоляла, заклинала его написать хоть строчку! Господи! Он ничего не знал о ней. Он не знал, как она скучала, как ждала его возвращения, как радовалась, что сын похож на него! А Эмиль думал, что он ее не интересует, и поэтому она не пишет.

«Боже! Что наделала Фрэнсис?» — в отчаянии думала Патриция и, обессиленная, опустилась в кресло.

— Сержант, вы говорили, что Эмиль писал мне? — спросила она.

— Да, мэм, часто, по крайней мере, сначала, — ответил сержант.

— И ты так же забирала письма Эмиля, Фрэнсис? — спросил мистер Шэффер.

— Да! Да! Да! — прокричала сквозь слезы Фрэнсис.

Теперь отец подошел к Фрэнсис и, схватив ее за плечи, затряс ее и грубо спросил:

— А то, что ты говорила мне и Эмилю о Патриции и о том немце — это тоже правда?

— Нет! — закричала Фрэнсис вновь и ненавидяще посмотрела на Патрицию. — А, впрочем, я знаю, что у нее был с ним роман. С чего бы она уехала от нас?

— Значит, ты лгала нам, когда рассказывала, что шла по пятам за Патрицией, пока она не вошла в дом немца? — гневно спросил мистер Шэффер.

— Да, — сердито и неохотно ответила Фрэнсис.

— А как насчет детектива, которого ты наняла следить за домом Миллера, где Патриция, с твоих слов, проводила ночи напролет? Это правда? — вновь спросил мистер Шэффер.

— Нет, это тоже неправда, — призналась Фрэнсис, но затем опять начала истерически кричать. — Но я знаю, что у них что-то было! Я знаю это! Просто я не смогла ее выследить!

— Боже мой! — как ужаленный, отпрянул от Фрэнсис мистер Шэффер. — Я никогда бы не поверил, что ты так зла и вероломна. И это моя родная дочь!

Патриция поднялась. Гнев переполнял ее.

— Я не знаю даже, как назвать то, что ты сделала, — обратилась она к Фрэнсис. — Ты разрушила жизнь своего брата. Но мало этого — ты разрушила мою жизнь и жизнь маленького Джонни. Ты — настоящее чудовище! Ты отлично знаешь, если посылала следить за мною детективов, что я не была любовницей Генриха Миллера. И из вашего дома я ушла только из-за тебя, из-за твоей ненависти. Это не имело к Эмилю никакого отношения. Да и не о Эмиле ты заботилась в первую очередь. Ты думала о себе. У тебя патологическая ревность к брату, и ты всеми силами хотела, чтобы он принадлежал только тебе. Не сомневаюсь, что ты радовалась, когда он возвратился домой искалеченный, и всю свою жизнь теперь будет зависеть от тебя!

— Нет! Я никогда не хотела, чтобы с Эмилем что-то случилось! — запротестовала Фрэнсис.

В ответ Патриция подошла к ней, и с таким презрением посмотрела на нее, что Фрэнсис побледнела как мел. Патриция, пылающая от гнева, выбежала из комнаты.

Изумленный Прентисс Шэффер сказал, обращаясь к Фрэнсис:

— Теперь пойдем к Эмилю. Ты сама расскажешь ему всю правду!

Фрэнсис всплеснула руками и запричитала:

— Нет, папа! Пожалуйста, не заставляй меня делать этого.

— Ты сотворила страшное зло, Фрэнсис, и теперь должна расплатиться за него. И, хотя ты никогда и ничем не сможешь искупить его страданий, но ты пойдешь и все ему расскажешь, иначе я никогда не прощу тебя.

Эмиль принял страшные новости внешне спокойно. Но глаза его стали похожи на глаза израненного зверя, хотя ни один мускул не дрогнул на лице.

— Мои письма ты уничтожала тоже? — спросил он у Фрэнсис, а когда та отрицательно покачала головой, сказал: — Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас.

— Нет, подожди, — вмешался в разговор отец. — Эмиль, ты не можешь так распорядиться ими. Патриция имеет право прочитать их. Она должна узнать, что ты не бросил ее, а любил и ждал встречи. С каким горьким чувством она жила здесь все эти месяцы, думая, что тебе безразличны она и ваш ребенок.

— Я не хочу ее знать! Я не хочу, чтобы она читала те несправедливые вещи, что я писал в последних письмах. Я не желаю, чтобы она узнала из писем, как сильно я любил ее. Прошло уже много времени, чтобы забыть меня. Патриция больше не любит меня. Она уже решила выйти замуж за Миллера. Пусть так и будет. Так лучше. Если она прочтет письма, где я писал о своей любви, она может из жалости вернуться ко мне, — сказал Эмиль.

— Но она вернется туда, где ей и положено быть — к своему очагу, — сказал отец.

— Нет! — неистово закричал Эмиль. — Разве ты не понимаешь? Я все еще люблю ее и не хочу, чтобы она связалась с беспомощным калекой. Я отказываюсь от нее.

— Дай ей шанс, Эмиль. Откуда ты знаешь, что она тебя не любит? Откуда ты знаешь, что она отвернется? — спросил мистер Шэффер.

— Только посмотри на меня! — сказал Эмиль. — Мужчина, которого она любила, был сильным, здоровым и красивым, а не таким беспомощным, как я. Подумай только, что ей придется взглянуть на мое голое тело, увидеть искалеченную ногу и руку! Она увидит множество багровых, скрученных шрамов, множество глубоких отметин от шрапнели…

Его прервал сдавленный крик Фрэнсис. Эмиль посмотрел на нее, а затем продолжил:

— Что? Не обращать внимания на все это? Да? А как же с этим жить?

Фрэнсис повернулась и быстро выбежала из комнаты. Эмиль посмотрел ей вслед, и в его глазах был суровый приговор.

— Отец! — сказал он. — Не пускай ее больше ко мне никогда. Я не хочу ее видеть. Да и забери от нее мои письма.

— Хорошо, заберу. Но ты, пожалуйста, подумай хорошенько о том, что ты сказал Патриции. Муж и жена должны быть вместе, а Джону Прентиссу нужен отец.

— Пусть Миллер станет ему отцом, — возразил Эмиль. — Я ведь только напугаю ребенка.

Тяжело вздохнув, отец вышел из комнаты Эмиля, оставив бесполезный разговор, и направился к дочери, чтобы забрать, как обещал Эмилю, его письма к жене.

После ухода отца Эмиль закрыл глаза и вытянулся на диване. Он устал не только от того, что произошло здесь, но ему было очень тяжело сидеть.

«Патриция!» — Он стал вспоминать, как она выглядела во время их встречи. Она была такая стройная, такая желанная. Ее щеки горели так же, как и ее красное платье. Эмиль даже застонал — она всегда была неотразима в красном. Он вспомнил ее в прозрачной алой ночной сорочке… Как всегда он страстно желал ее!

«О, нет, никаких желаний больше не должно быть! — подумал Эмиль. — Они ни к чему такому отвратительному калеке».