Опороченная Лукреция - Виктория Холт Страница 52

Служанки супруги сообщали, что после всего услышанного эта новая родственница дона Альфонсо показалась всей Ферраре просто дурнушкой. «Лучше бы она и не появлялась здесь при дневном свете. Всюду только и говорили: «Сравните ее с донной Изабеллой! Вот уж настоящая красавица!

А у этой – ни шарма, ни вкуса. Куда уж ее нарядам до изысканных платьев донны Изабеллы».

Впрочем, от своих приятелей и приятельниц Франческо получал иные сведения.

«Лукреция Борджа и впрямь очень хороша собой. У нее красивые светло-голубые глаза; волосы – того самого золотого цвета, о котором так много говорят в Италии. Она очень жизнерадостна, но держится скромно, без вызова. Правда, фигурка у нее немного хрупковата, но это лишь прибавляет ей грациозности. Трудно представить, что на свете было бы более женственное создание, чем она».

Читая эти строки, Франческо усмехался.

Он надеялся, что девочка, которая когда-то очаровала его, окажется достойной соперницей Изабеллы.

Торжества продолжались. Каждый день устраивалось какое-нибудь зрелище. День изо дня Изабелла в компании с Элизабеттой затевала все более изощренные коварства, оскорблявшие достоинство Лукреции, и с каждым днем Лукреции все труднее становилось уживаться с ее новыми родственниками.

Альфонсо все так же был страстен ночью и безразличен в остальное время суток. Герцог Эркюль по-прежнему торговался из-за каждого дуката – письма летели из Феррары в Рим и обратно, но никто не смел сказать Папе, что в цитадели Эсте у Лукреции появились враги.

Феррарцы уже не стесняясь оскорбляли Лукрецию – смеялись, когда она проходила мимо, издевались над ее грациозной походкой и нарядными платьями. Она не подавала виду, что замечает их грубые выходки, но однажды не выдержала и отказалась от прислуги, которую старый Эркюль предоставил в ее распоряжение. Большую часть утра она проводила в постели, разговаривая с Анджелой или Адрианой, обсуждая туалеты и прически на предстоящий день, – старалась вести себя так, как если бы находилась во дворце Санта Мария дель Портико.

На балах и праздничных застольях Лукреция была неизменно прекрасна и всегда невозмутима. Как-то раз ее служанки начали играть испанские мелодии, и она, выбрав самую красивую из испанок, приехавших в Феррару из Рима, стала танцевать с ней. В развевающихся платьях, с кастаньетами в руках, они так очаровали гостей, что те затаили дыхание и не сводили глаз с этой великолепной пары.

Когда танец закончился и наконец стихли долгие аплодисменты, Анджела спросила у Изабеллы:

– Не правда ли, мадонна Лукреция танцует, как ангел?

– Ангел? Полагаю, тут уместней сравнение с какой-нибудь испанской цыганкой! Я слышала, они пляшут с таким же жаром.

Анджела вспыхнула, но Юлий, стоявший рядом, предупредительно взял ее за локоть.

Вокруг засмеялись, а Анджела повернулась к Юлию и крикнула:

– Вы ее боитесь!.. Боитесь вашей сестры!

В это время Лукрецию, откинувшуюся в кресле неподалеку от них, служанки обмахивали веерами. Она улыбалась, будто и не слышала язвительного замечания Изабеллы.

В тот же вечер Альфонсо и Юлий танцевали вдвоем и также заслужили аплодисменты гостей бала, а еще позже Альфонсо играл на виоле.

Было странно видеть его грубоватые пальцы, хранившие следы тяжелого труда и извлекавшие из инструмента такие нежные, чарующие звуки. Глядя на них, Лукреция не могла не подумать о том, как мало она в сущности знала своего супруга.

Вскоре Изабелле предстояло вернуться в Мантую, и она решила не уезжать, не оставив Лукреции какого-нибудь постоянного напоминания о своих чувствах к ней.

Изабелла пошла к старому герцогу и застала его склонившимся над какими-то счетами.

– Знаешь ли ты, дочь моя, – сказал он, – что в замке до сих пор находятся почти четыре сотни гостей? Знаешь? А как полагаешь, в какую сумму нам обходится их содержание?

Изабелла, у которой никогда не было желания разбираться в чужих проблемах, пропустила этот вопрос мимо ушей.

– Ваша невестка не прожила у вас и двух недель, а уже собирается превратить семью Эсте в какой-то испанский двор.

– Ей это не удастся.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я ей не позволю.

– Вы и не заметите, как все произойдет. О, мадонна Лукреция спокойна и невозмутима! Ничто ее не берет! А с виду – такая хрупкая, бедняжка. Но учтите, эта бедняжка сделает все по-своему, потому что ее никто не воспринимает всерьез и не мешает ей…

– У меня нет времени на ваши женские раздоры. Четыреста гостей! И всех нужно прокормить! Четыреста ртов, это не шутки. А лошади? На одном фураже можно разориться.

– Все ее наряды – наполовину испанские. Сплошь в золоте. Это испанская манера, поверьте мне. Испанская! Да вы хоть знаете, что она носит сарагоски?

– Что такое?

– Сарагоски. Шелковые панталоны, сверху до низу расшитые золотом. Она надевает их под платье – это испанский обычай. Отец, этому нужно положить предел. У вас не будет никакой жизни, пока в вашем доме будет жить эта женщина и ее испанские слуги.

– Ох, да оставь ты ее в покое. Лучше придумай, как мне избавиться от этих гостей, а не то они пустят меня по миру.

– Отец, если вы прогоните ее испанских слуг, едоков станет меньше.

Герцог задумался, а Изабелла улыбнулась. Еще одно важное сражение оказалось выигранным.

Потеря слуг должна была причинить Лукреции больше страданий, чем все предыдущие довольно безболезненные уколы. Конечно, Изабелла хотела бы лишить Лукрецию и ее ближайшего окружения – бдительной Адрианы, коварной Никола, язвительной Анджелы. Но такой шаг завел бы ее слишком далеко, и гнев Папы был бы неминуем. Пока ей приходилось довольствоваться изгнанием испанцев.

Франческо она написала, что устала от Феррары и возвращается в Мантую. Ей не терпится увидеть своего супруга и их маленького сына Федерико.

Получив ее письмо, Франческо смеялся.

Он догадался, что Лукреция не посрамилась перед его супругой, и не понимал, почему это доставило ему такое удовольствие.

Когда гости разъехались, Лукреция собрала вещи в апартаментах, где жила до сих пор, и приготовилась поселиться в «комнатках на балконе» (gli camerini del poggiolo), которые герцог предоставил в ее распоряжение.

Она осмотрела их в компании Анджелы и Никола, и все трое остались довольны этим уютным уголком замка. Лукреция решила, что здесь можно будет обособиться от семьи Эсте, принимать друзей и вообще устроить небольшой уголок Рима в Ферраре.

Анджела попрыгала на кровати – хотела проверить на прочность, – и вместе со скрипом старых досок послышался треск рвущейся материи. Обивка лопнула сразу в двух местах; она прикоснулась рукой к одному из них, и прореха расползлась еще больше.