Колдунья - Филиппа Грегори Страница 53

— И что он делал? — осведомилась Элис, хотя примерно представляла.

Облизав губы, Элиза продолжила:

— Ну, мы и заглянули в щелочку. Слегка приоткрыли дверь, там еще была штора, и они нас не видели. Я отодвинула штору и думаю: если застукают, отвечу, что мы беспокоились за леди Кэтрин. Застукают, как же! Да если бы мы там пели и плясали, нас бы никто не заметил.

— Так что он делал? — снова спросила Элис; лицо ее побелело как бумага.

— Он поставил ее перед собой на колени, — восхищенно зашептала Элиза, — вынул член, твердый как копье, — я сама видела — и стал тереть им по ее лицу, по глазам, по ушам, по волосам… в общем, везде. А потом терся о ее шею и ночную рубашку.

Элис не двигалась, она вспомнила непристойный танец восковых фигурок, исполненный перед тем, как она связала их ленточкой.

— Хьюго разорвал на леди Кэтрин сорочку, — делилась впечатлениями Элиза. — А она стояла на коленях и позволяла ему делать все, что заблагорассудится. Он стал тереться о ее грудь. А ей совсем не было стыдно. Стоит себе, рубаха разорвана до пупа, руками держит его за задницу и только постанывает: мол, еще, еще.

Лоб Элис покрылся холодным потом, она провела по нему ладонью и задала новый вопрос:

— А потом? Надеюсь, он поимел ее?

— Хуже, — отозвалась Элиза. — Он велел ей залезть на кровать и широко раскинуть ноги. Это было ужасно! — Элиза светилась восхищенным негодованием. — Она раздвинула ноги и собственными пальцами открыла себе… ну, ты понимаешь…

Элис быстро закрыла глаза и покачала головой.

— Все, хватит! Я не желаю этого знать.

Но Элизу уже понесло.

— Он забрался на кровать и воткнул в нее член… у него было такое лицо… прямо с ненавистью. А потом снова вынул и отпрянул.

— Почему? — удивилась Элис.

— Она закричала, — пояснила приятельница. — Она кричала, когда он засадил ей, а потом снова закричала, когда он вытащил. Она вся извивалась на кровати, словно угорь в бочке. Она совсем обезумела, сошла с ума! Умоляла его, стонала, плакала, чтобы он сделал это.

— А он?

— Сделал, но не так, как она хотела. — Элиза пожала плечами. — Подойдет к кровати, вставит и снова вынет. А леди Кэтрин орет: «Еще, еще!» Потом он заставил ее слезть с кровати и раздеться догола. Взял ее сорочку и порвал на куски. А после приказал связать эти куски и скрутить из них веревку.

— Боже милостивый, — невольно обронила Элис. — Почему вы не остановили его? Могли бы, по крайней мере, позвать леди Кэтрин.

— А ты не понимаешь? — Элиза пристально на нее посмотрела. — Ты что, настолько холодная? Ей ведь это ужасно нравилось. Она хотела, чтобы он обращался с ней как с последней сучкой. Она была не женой, а содержанкой, шлюхой и получала удовольствие.

Элис сидела неподвижно, отзвуки ее заклятия звенели в ушах. «Интересно, — думала она, — насколько серьезно и глубоко зло, которое я совершила».

— Хьюго велел ей ползать по полу, — продолжала между тем Элиза. — Она ползала на четвереньках. Он завязал ей глаза, так, что она ничего не видела, и заставил ползать по комнате. А сам вставлял ей то сзади, а то спереди прямо в рот. — Потрясенная Элиза задохнулась от восторга. — И что бы он ни делал с ней, она только кричала: «Еще, еще!»

— Всю ночь? — холодно уточнила Элис.

Она вспомнила, что, как только развязала восковые фигурки, они сразу распались.

— Он снял с нее повязку, — сказала Элиза, — взял скрученную веревку, прижал леди Кэтрин к себе и привязал. Потом поднял ее и опустил на себя. Она закричала. Долго и очень громко, словно на этот раз ей действительно было больно. Они оба упали на пол, и там он долбил ее, пока ее спина не истерлась в кровь.

— Налей мне эля, Марджери, — едва дыша, промолвила Элис. — Мне что-то не по себе от этих историй.

Девушка снова почувствовала, как из пустого желудка к горлу поднимается тошнота.

— Все, конец, — торжествующе сообщила Элиза. — Жаль, что тебя не было с нами.

Элис отхлебнула эля. Он был теплый и выдохшийся, словно сутки простоял в кувшинчике.

— А лорд Хьюго ночевал в ее кровати? — полюбопытствовала она, хотя ответ был ей известен.

— Когда кончил, развязал жгут и отскочил от госпожи как ошпаренный, — доложила Элиза. — Леди Кэтрин лежала на полу, и он залепил ей пощечину, сначала по одной щеке, потом по другой, после чего натянул штаны и ушел, вот так. У нее вся спина в синяках и в крови, а на щеках пятерня отпечаталась.

— Она очень огорчилась? — безразличным тоном спросила Элис.

— Приношу ей сегодня утром чашку эля, а она песни поет, — улыбнулась Элиза. — Держится за живот и говорит, что зачала ребенка. Мол, нисколько не сомневается, что родит сына. Вымолила у мужа дорогу в райские кущи и теперь довольна.

Кивнув, Элис еще отхлебнула эля.

— Ну хорошо, — заключила она. — Хьюго вернулся к жене, она носит его ребенка. Теперь они отстанут от меня, она с ее вонючей ревностью и он со своей похотью. Можно спокойно заниматься своим делом, быть писарем при милорде и следить за здоровьем его семейства. — Элис встала с табуретки, отряхнула платье и тихо добавила: — Что-то горько у меня во рту. Я и не знала, как это горько.

— Ты про что? — не поняла Элиза. — Про эль? Странно, он еще вполне свежий.

— Нет, не про эль. — Элис вздохнула. — Про вкус победы.

Весь февраль стояли страшные морозы. Река покрылась толстым серовато-белым панцирем льда; видно было, как под ним струится вода. Когда дамы прогуливались по дорожке вдоль берега, Элис заглянула вниз, вздрогнула и отступила назад, насколько позволял глубокий снег. На вторую неделю месяца ветер принес с юго-запада густые туманы, и все короткие зимние дни дамы проводили в замке. Когда они просыпались, было еще темно, потом наступал бледный, хмурый день, небо было затянуто тучами, а после трех часов снова темнело. Густой туман поглощал звуки, из окна галереи нельзя было разглядеть реку, а уж из комнаты старого лорда, расположенной высоко в круглой башне, не было видно даже двора, и звуков тоже было не слышно.

Элис старалась все время проводить со старым лордом в его покоях, в тепле и уюте. Лорд Хью и управляющий Дэвид были для нее самым подходящим обществом — с ними было легко и спокойно. Она выполняла все приказы его светлости, например писала послания, в которых выражались сдержанные соболезнования принцессе Марии в связи с кончиной ее матушки, вдовствующей королевы Екатерины Арагонской, читала вслух довольно противные, непристойные романы, слушала воспоминания милорда о сражениях и рыцарских поединках, о времени его молодости и силы, когда Хьюго еще и на свете не было.