Шаг за край - Тина Сескис Страница 53

Что–то в тот момент внутри Бена надтреснуло, и, вскочив, он вихрем маханул на кухню, рванул дверцу холодильника, выхватил еще одну банку пива, откупорил ее и принялся жадно заглатывать пиво прямо из банки, а голову сверлила мысль: а почему бы, собственно, блин, и нет? В нем столько взрывоопасной злобы накопилось, что нужно было избавиться от этого чувства, в куски его разнести, и, глотая спиртное, он понял, что даже не злится на нее больше, он зол был на весь этот ужасный мир.

Много позже уже стемнело, а мы так и не двинулись с дивана. Вполглаза посмотрели два фильма, прослушали бессчетное число дисков, я уже стала рисовать себе в воображении (так, по мелочи) новую жизнь с этим новым Беном, может, в один прекрасный день мы и поженимся, я стану миссис… как ее?

— Робби, а как твоя фамилия? — бормочу я ему в плечо.

Поначалу, похоже, ему как–то неловко. Потом говорит:

— Хм… я… кхе… Браун.

Я сажусь и удивленно взираю на него.

— Это моя фамилия, — говорю. — Надо же, это судьба. — И я смеюсь.

— Я проголодался, — быстро произносит он. — Ты как насчет заказать с доставкой на дом?

— Тут в округе должно быть полно всяких местечек. Может, выберемся поесть чего–нибудь?

— Я бы лучше с тобой остался, — говорит он. — На улице дождь, у меня шампанское есть, можем охладить… плюс не надо будет голову ломать, какие туфли надеть под этот наряд. — Он оглядывает меня: в его слишком больших для меня джинсах и рубашке, — и в его словах есть смысл.

— О’кей, — говорю. — Я не против, даже предпочитаю остаться.

— Карри подойдет?

— Идеально, — отвечаю, в желудке начинет крутить: как раз карри Бен всегда и заказывал. — На твой вкус, мне все подойдет.

Он роется в ящике, отыскивая рекламку, а когда заказывает, то строчит быстро–быстро, как пулемет, голос его звучит странно, визгливо почему–то.

Он исчезает на некоторое время и возвращается с бутылкой шампанского и двумя высокими бокалами. Вид их порождает тоскливые мысли о розовой шелковой косметичке Ангел, и тут у меня ноги подкашиваются: доходит, что косметичку–то я ей так и не вернула. Рисую себя вчерашним вечером в туалете у «Граучо»… как же быстро, думаю, нарушила я обещание моему мальчику, а потом думаю о том, как я все–таки смогла отвернуться от него, когда нужна была ему больше всего, а потому… что изменится, если время от времени склонять голову перед одной маленькой полоской порошка?

Хотя сейчас потребность во мне раздается, заползает во всякую щелку моего взбаламученного мозга, меня тревожит Робби и его мнение, вполне уверена, что такое не для него. Мне ненавистна мысль, что я упаду в его глазах, а потому гоню мысль о маленькой косметичке ко всем чертям и еще куда подальше. «Если ее нет у меня в сумке, все сейчас было бы прекрасно. Просто сделай вид, что ее там нет». Робби наполняет наши рюмки шампанским и предлагает выпить за нас, за последние 24 часа, опять целует меня… и всякая мысль о наркотике никнет и туманом уходит прочь.

Когда звонят в входную дверь, Робби вскакивает и говорит:

— Я сию минуту вернусь, сможешь взять заказ? — и сует мне в руку 50-фунтовую купюру, направляясь в туалет. Нажимаю кнопку домофона, на экране которого улыбающееся мужское лицо, впускаю курьера, и он приносит ароматную еду в красивых картонных коробках, которую я раскладываю по белым квадратным тарелкам на сияющей кухне. Вновь появляется Робби, мы берем еду с собой в гостиную, опять садимся и уминаем ее в приступе голода, а пока едим, смотрим шоу «И Британия находит таланты», ощущение до того изумительное, настоящий субботний вечер, какие были когда–то у нас с моим мужем. Убеждаюсь, что мы смеемся одним шуткам, отпускаем сходные замечания, и, стоит мне только взглянуть на этого самозваного Бена, как у меня сводит живот и пульс становится бешеным, пока я взгляд от него не отведу.

Робби открывает еще одну бутылку, мы укладываемся и пьем, и теперь уже вино оказывает действие, так что в конце концов он поднимает меня на ноги и ведет в спальню. И на этот раз мы не просто лежим и обнимаемся, мы готовы, такое чувство, будто мы знали друг друга вечно — и это упоительно. И потом, когда это кончилось, до меня доходит, что я наделала, я фактически прелюбодейка, и, чтобы заглушить панику, уже не обращаю внимания на то, что он говорит, просто вслух предлагаю наркотик. Робби долго смотрит на меня, а потом, к моему удивлению, говорит «да», не знаю почему, но с ним в этом нет никакой грязи, в его шикарной квартире в Мэрилебоне, от этого охватывает восторг, это чарует, сносит голову.

Несколько часов спустя мы засыпаем, а когда я просыпаюсь, рассвет уже проглядывает сквозь полуоткрытые шторки жалюзи, я лежу, скованная чувством вины, а Робби лежит мертвый.

Когда Бен возвращался из кухни, он все еще был совершенно вне себя, но злился уже на Эмили за то, что та ушла, почти так же, как на Кэролайн за то, что та пришла. Казалось совершенно невыносимым именно в такое время сидеть лицом к лицу с той, что так походила на Эмили, говорила голосом, похожим на ее, и все же не была ею. «Все–таки не должна была она убегать, это ж до чего эгоистично?» Он уже был до того пьян, что воспринимал отсутствие жены как бы телесной пустотой, будто у него живот куда–то провалился, а на его месте ничего не было, кроме зияющей дыры там, где должны бы внутренности находиться. Положил ладонь на диафрагму: нет, все по–прежнему на месте, под покровом ночи его не взрезали. Он насупленно смотрел, как раскинулась на его диване Кэролайн в своей слишком коротенькой юбочке, волосы у нее еще больше отросли, ему хотелось, чтоб она попросту отвалила, черт ее дери, что ей вообще–то надо. Он подошел к креслу–качалке, в которое поклялся не садиться с той самой первой волшебной ночи в квартире Эмили (с тех пор годы прошли), оно такое обшарпанное, и в нем так неудобно сидеть, им, если честно, следовало бы от него избавиться. Нет, «ему» следует от него избавиться, никакого «им» больше не существует. Ему опять захотелось, чтобы Кэролайн просто поняла намек и ушла, однако он не решался прямо попросить ее удалиться на тот случай, чтоб она какую–нибудь свою сцену не устроила: такого в тот вечер ему было не вынести.

— Ты где был? — спросила Кэролайн, и голос ее прозвучал невнятно.

— На кухне, — произнес Бен и смутно подивился, как Кэролайн тоже набралась, ведь он только принес ей второй бокал вина… но тут заметил на полу пустую бутылку, еще недавно наполовину заполненную виски.

Телевизор продолжал штурмовать их чувства своей фальшью. Они смотрели, как маленькая девочка с сильным голосом коверкала песню Уитни, а затем группа взрослых мужчин в комбинезонах плясала с тачками, пока Бен не решил, что на самом деле не в силах больше переносить этого, ему надо отправляться в постель. Повинуясь порыву, он нажал кнопку пульта, и экран почернел. Тишина оглушала. Кэролайн раздраженно завозилась, и, когда повернулась, чтобы пронзить его взглядом, он понял, что у нее опять нездоровый вид: лицо бледное и тонкое под слоем косметики.