Янтарные глаза одиночества - Наталия Землякова Страница 53

– А теперь я точно знаю, почему женщины так любят моряков. Ведь они – неисправимые романтики! – засмеялся Андрей.

– При чем здесь моряки? – надулась Мишель.

Настроение сразу испортилось. Она подумала, что все-таки напрасно не позвонила Глебу. Надо было извиниться. Но она ведь не вспоминала о нем все эти дни! А тут вдруг появился морской офицер с этой дорожкой. И зачем она только все это прочитала?

– Нет, я думаю, что она мне не нужна, – вздохнул Андрей. – И вообще, я не умею ничего покупать «вслепую», по фотографии. Если ты так уверена, что в моем доме непременно должна быть такая вещь, то давай посмотрим завтра в салонах.

– Хорошо, – кивнула Мишель. – Как скажешь, хозяин. Кстати, по легенде на месте Тебриза когда-то был Эдем. Но это я так, к слову. И правда, зачем тебе нужна эта старая дорожка? Да и маловата она для огромного холла в твоем доме. Мы сегодня ужинать пойдем?

Они вышли на улицу. Завернули в первый попавшийся ресторанчик. Быстро поужинали. Мишель втайне ждала, что он сдастся и скажет: «Если хочешь, я куплю у отставного морского офицера его раритет и подарю тебе». Но Андрей молчал и о ковровой дорожке больше не вспоминал.

С этого вечера все пошло не так. Или все пошло неправильно с самого начала? Только она этого не заметила и в очередной раз приняла декорации за реальную жизнь? Но ночью Андрей был на редкость нежен. И Мишель успокоилась. Вот только проснувшись на рассвете, она задумалась: «Интересно, а кому морской офицер вез такой подарок с войны? Наверное, девушке с ярко-синими, как цвет основного узор, глазами. Потому и хранил бережно дорожку долгие годы, как память, как знак любви…»

Она никогда не считала себя романтичной. Почему тогда ей захотелось плакать? Но она побоялась, что если Андрей проснется от ее всхлипываний, то решит, что она истеричка. А как еще можно назвать женщину, которая без всякой на то причины рыдает на рассвете?

Небо над морем казалось стеклянным – брось в него камешек, и оно разлетится на миллионы светло-голубых осколков. Мишель лежала на прохладном песке и играла в странную игру: то закрывала глаза, то открывала, пытаясь уловить мельчайшие изменения в хрустальном узоре осеннего неба и загадать три желания. Вот появилась белая, как росчерк фломастера, полоса. Значит, можно загадывать первое. Например, чтобы, вернувшись в отель, она непременно застала там Андрея.

Мишель почти не сомневалась, что он тоже может исчезнуть в любую минуту, как и рисунки на «стеклянном небе». Она снова закрыла и открыла глаза. Действительно, белая полоса исчезла без следа. Но кажется, где-то на самом краю неба появилось облако, которого раньше не было. Итак, второе желание. Но какое? Его она никак не могла придумать. Может быть, загадать, чтобы Андрей появился на пляже и сказал те самые слова, которые помогут ей наконец-то почувствовать себя желанной? Мишель никогда раньше не знала, что зависеть от кого-то – это так мучительно. Несколько раз ей даже захотелось исчезнуть. Хотя бы на время. Взять передышку, а там снова, набравшись сил, любить его.

Впрочем, любила ли она его? Мишель больше не задавала себе этого вопроса. Он рядом хотя бы на короткое время. Разве этого так уж мало? Но иногда Андрей исчезал. Например, уходил, чтобы позвонить Насте. Мишель не ревновала. При чем здесь его жена, если она сама отмерила их любви такой недлинный путь? Но каждую секунду этого путешествия Мишель почему-то хотела прожить и прочувствовать как можно острее. Поэтому, проснувшись ночью, она не уставала говорить Андрею о своей любви. В ответ он лишь иронично улыбался и почему-то всегда просил принести стакан воды.

Мишель выбиралась из-под одеяла, шла босиком по холодному полу и чувствовала, что наконец-то жизнь ее приобрела смысл. Только потом, вспоминая эти дни, ее вдруг осенило, что пол не был холодным – во всех отелях, где они останавливались, он был затянут ковролином. Но почему-то в ее сознании крепко-накрепко сплелись ледяной пол, озябшие ноги и стакан, до краев наполненный холодной водой.

Прибалтика. Начало октября. Курортный сезон закончен. Но сегодняшний день был на редкость солнечным – именно поэтому Мишель могла лежать на пляже и кокетничать с небом. Итак, осталось одно, самое последнее желание. Мишель даже не пришлось задумываться, чтобы загадать его. Все просто. Купить дом, в который она влюбилась только вчера, но не сомневалась, что чувство это – на всю оставшуюся жизнь. Удивительно, но когда она увидела этот дом, притаившийся между соснами, ей показалось, что он улыбался. Улыбались окна с давно некрашенными рамами, улыбалась веранда с выбитыми стеклами, улыбался даже балкон со сломанными перилами. И выкрашен когда-то давно он был на редкость радостно в розовые и терракотовые оттенки. Мишель ужасно захотелось зайти внутрь, она даже сделала шаг вперед, но тут же сама себя остановила: нельзя, частная собственность.

– Смотри, какой дом красивый, – сказала она Андрею, который машинально затормозил рядом с ней, когда она, как вкопанная, остановилась у полуразрушенного дома.

– Наверное, – равнодушно пожал он плечами.

– Интересно, сколько он стоит? – заволновалась Мишель.

– Это неважно, важно, сколько денег надо, чтобы привести его в нормальное состояние. Смотри, он же вот-вот рассыплется.

– Нет, он еще довольно крепкий, – начала спорить Мишель, обидевшись за дом так, как будто Андрей ее обвинил в том, что она вот-вот сама развалится на части.

– Не знаю, не люблю я все это старье, – снова пожал он плечами. – Тоску нагоняет. По мне так лучше новый дом построить или купить готовый, но не такую развалюху.

– Но он же красивый! Разве ты не видишь? – Мишель стала раздражаться. – Конечно, лучше купить огромный сарай и потом пытаться сделать из него хоть что-то пригодное для жизни.

– Это ты сейчас мой дом имеешь в виду?

– Нет, твой еще не совсем безнадежный, из него, если постараться, можно сделать что-то толковое. Но вот этот дом – совсем другой. Во-первых, он очень красивый. Во-вторых, в нем есть что-то особенное – я даже словами не могу передать что, но я чувствую это. Знаешь, как у людей бывает. Вроде бы невзрачный человек, но если ему немного помочь, то он расцветет. И все будут восторгаться, мол, надо же, а мы и не замечали его раньше. А бывает наоборот, при первом взгляде на кого-то тебя прямо сносит от восторга. А потом приглядишься, так и нет ничего особенно красивого. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Андрей. – Идем на море. А то скоро стемнеет. Здесь это быстро случается.

– Подожди, я сейчас его сфотографирую.

– Интересуетесь?

Увлеченные разговором, Андрей и Мишель не заметили, как к ним подошел Ромунас, хозяин гостиницы, в которой они остановились.

– Продается. Если хотите, можете купить, – усмехнулся Ромунас, опустил уши на клетчатом кепи и старательно завязал шнурки.

– А в нем кто-то живет? – спросила Мишель и замешкалась, не зная, стоит ли доставать фотоаппарат из сумки.

– Конечно! Пауки! – совершенно серьезно ответил хозяин гостиницы. – Вообще-то дом такой, что его пальцем ударь, и он рухнет. Но это ничего. Все же можно восстановить. Дома – не люди. Их можно сделать прежними. Или почти прежними. Сохранились ведь чертежи старые. У этого дома даже есть история. Правда, может и ложь, ерунда, придумка. Но все-таки. Романтика!