Двое в лунном свете - Аманда Квик Страница 54

Конкордия разгневалась не на шутку:

– Ты хочешь сказать, что справедливость так и не восторжествовала?

Похоже, ее гнев весьма удивил Эмброуза.

– На это потребовалось некоторое время, – проговорил он. – Можно сказать, что справедливость лишь отчасти одержала верх, но это не было истинной местью.

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю.

– Разумеется, не обнаружив меня, убийца стал предельно осторожен, – принялся объяснять Эмброуз. – И он уехал в Америку на четыре года. Но когда он вернулся, я его ждал. У меня был разработан хороший план.

– И что случилось?

Уголки его рта напряглись.

– Возвращаясь в Англию, он был болен туберкулезом и умирал, – сказал молодой человек.

– Стало быть, ты дал природе сделать свое дело, не так ли? – предположила Конкордия.

– Природе и лондонскому смогу. – Эмброуз пожал плечами. – Я решил, что убить его – значит проявить милосердие.

– Ты виделся с ним?

– Нет. – Эмброуз отрицательно помотал головой. – Но я послал ему записку, в которой сообщал, что постоянно наблюдаю за ним… За тем, как он умирает… Он продержался еще шесть месяцев.

– А что было с тобой после того, как твоего отца убили? – поинтересовалась Конкордия. – Ты стал жить у родственников?

– Да не было у меня близких родственников, – горько ответил Уэллс. – Дедушка умер за год до убийства отца, а больше никого в живых не осталось.

– И ты попал в приют? – спросила она. – Или в работный дом?

– Нет, – бросил Эмброуз.

– Но как же ты жил? Тебе ведь было всего тринадцать лет!

– Однако я не был невинным ягненком, Конкордия, – приподняв брови, промолвил молодой человек. – Я же из старого рода мошенников и преступников. Мой дед был светским человеком, но на жизнь он зарабатывал себе тем, что крал бриллианты у тех богатеев, которые приглашали его в свои гостиные и бальные залы. Мой отец был профессиональным мошенником. К тринадцати годам я был вполне в состоянии сам о себе позаботиться. Так что, учитывая мои таланты, образование и прошлое, можно было не сомневаться в том, куда заведет меня будущее.

– Понятно, – откашлявшись, пробормотала Конкордия.

– В тот же вечер, когда отца убили, я изменил свое имя, – сказал Эмброуз. – Вскоре после его смерти я начал зарабатывать тем, что забирался через окна в богатые дома и воровал там ценности. – Лицо Уэллса оставалось безучастным, словно он говорил не о себе, а о ком-то еще. – А что ты думаешь? Я профессиональный вор, Конкордия. С младых ногтей я учился мошенничать и воровать, и весьма преуспел в этом.

– Но больше ты этим не промышляешь! – едва не выкрикнула она. – Теперь ты стал профессионалом в другом деле – имеешь собственное сыскное агентство.

Эмброуз лишь пожал плечами.

– Да разница-то невелика, честно говоря, – заметил он. – Для сыска требуются те же умения, к тому же я по-прежнему занимаюсь работой все больше в ночное время.

– Ты отлично понимаешь, что между тем, чем ты занимаешься сейчас, и тем, что ты делал много лет назад, для того, чтобы выжить, пролегает громадная пропасть! – воскликнула Конкордия возмущенно.

Эмброуз опустил глаза на ее руки, сжимавшие его рубашку. Подняв голову, она заметила какое-то странное выражение в его глазах.

– Не пытайся сделать из меня героя, – медленно проговорил он. – Я далеко не рыцарь в сверкающих латах.

Конкордия наградила его кривой усмешкой.

– Нет, Эмброуз, ты именно рыцарь, – возразила она. – Да, стоит признать, что латы твои в некоторых местах поизносились и поистерлись, но это неудивительно, ведь ты так давно носишь их.

Уэллс медленно улыбнулся.

– Всему, что у меня есть, я обязан Стоунеру, – сообщил он.

– Но все-таки кто же он, Эмброуз?

– Полагаю, можно было бы сказать, что он занимается чем-то вроде того, что и ты.

– То есть Стоунер – учитель? – удивилась Конкордия.

– Да, пожалуй, его можно так назвать… Да! – кивнул Уэллс. – Если бы не знакомство с ним, я бы по-прежнему промышлял воровством бриллиантов, картин и антиквариата.

– Сомневаюсь. – Встав на цыпочки, Конкордия ласково потерлась губами о его губы.

А затем повернулась и направилась к двери.

– Спокойной ночи, Эмброуз.

– Но, Конкордия…

Но она уже отперла замок и распахнула дверь.

– Кем бы ни был Джон Стоунер, он не волшебник, – промолвила она. – Не смог бы он сделать из тебя героя, если бы не твои большие задатки.

Когда Конкордия ушла, Эмброуз налил себе еще один бокал бренди. А затем уселся по-турецки на ковер перед камином и, глядя на тлеющий, почти гаснущий огонь, стал вспоминать давнюю беседу в кухне Джона Стоунера. Он почти дословно помнил разговор, который состоялся много лет назад, словно это было лишь вчера.

– Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я оказался почти в такой же ситуации, в какой находитесь вы. – Стоунер подлил ароматного чая в крохотные чашечки. – Я был одинок, у меня не было близких. Зарабатывал себе на жизнь в игорных заведениях… Потом, когда мне не стало хватать средств на то, чтобы платить ренту, я стал мошенничать, причем достиг в этом деле немалых успехов.

– Вы мошенничали, играя в карты?

– Что я могу сказать? – пожал плечами Стоунер. – Это талант. Но мошенничать в карточной игре – рискованное дело, очень рискованное. Однако в те годы для джентльменов было обычным делом отправиться с утреца на дуэль, если у них возник спор по поводу игры в вист.

– Дедушка часто говорил мне то же самое, – кивнул юноша. – Кажется, даже была такая пословица: «Пистолеты для двоих, завтрак для одного».

Стоунер задумчиво улыбнулся.

– В те годы мир был совсем иным, – промолвил он. – Королева, да благословит ее Господь, еще не взошла на трон, еще не забылось Ватерлоо, платья женщин были куда откровеннее современных. И куда красивее, должен заметить, – добавил Стоунер.

– Более откровенные? – удивился Эмброуз, заинтересованный воспоминаниями Стоунера.

– Не обращайте внимания, – покачал головой хозяин дома.

Откашлявшись, он продолжил:

– Как бы там ни было, мое будущее выглядело почти беспросветным – до тех пор, пока мне не посчастливилось повстречать одного джентльмена, члена тайного общества, основанного на принципах древней философии, которая включала в себя изучение боевых искусств и некоторые упражнения по медитации.

Эмброузу стало еще более любопытно.