Гавань разбитых ракушек - Ника Муратова Страница 54

— Можешь хоть раз в жизни послушать меня, мадам начальница? Больше не ходи туда. Ты не выдерживаешь.

— А ты? Ты выдерживаешь? Пойдем тогда со мной! Научи меня!

— Чему? Я не понимаю, чего ты хочешь добиться! Решила, что тебе это заменит психолога?

— А почему ты решила, что мне нужен психолог?

— А разве нет? Ты же вся утонула в своих проблемах — семейных, любовных. Ты только об этом и думаешь. Сегодня ведь психанула из-за того, что нервишки шалят.

— Неправда. Это неправда. Я вся в работе. У меня другая жизнь.

Ольга нервно поправила волосы. Лара, как всегда, бьет наотмашь. Не выбирает слов и выражений.

— Неправда так неправда, — неожиданно быстро согласилась Лара. — Но то, что ты затеяла, опасно. Ты слаба в вопросах африканской религии и магии, тебя могут использовать.

— Тогда пойдем со мной.

— Я тоже не разбираюсь. И не хочу.

— Ну хоть один раз, хорошо? Я просто хочу еще раз поговорить с одним гриотом, я хочу у него кое-что уточнить.

— Надеюсь, не тот полоумный марабу, который шептал мне про болезни?

— Нет, того я больше не видела там.

— Посмотрим.

Лара оставила ее спать одну. Она все еще злилась, Ольга видела это. Почему? Испугалась, что Панову там введут в транс, сведут с ума, а она, как врач, будет отвечать потом? Опять влезла в ее личную жизнь. Ольга тысячу раз пожалела, что рассказала ей об истории матери и о Денисе. Словно дала ей в руки мощное оружие против себя самой. Она не раз задавала себе вопрос — почему она позволяет Ларе так разговаривать с собой? Ведь, в конце концов, Лара ее подчиненная, она может ее уволить, если захочет, может дать плохую характеристику. Должен же быть какой-то барьер, дистанция! Но их не было. И все из-за того, что Панова сама довела ситуацию до такой степени. Она знала, что слабее Лары, знала, что по неизвестной причине психологически зависит от нее, от ее мнения, от их отношений. И винить в этом некого, кроме самой Пановой. Сама приблизилась, сама не оставила барьеров, сама терпит от нее что угодно. Просто ужас какой-то. Что же с ней происходит? Но ведь Лара, с другой стороны, единственный человек здесь, на кого она могла положиться. Странно и непонятно. Взаимоисключающие понятия, взаимоотталкивающие, привязанность — неприязнь, скрытая конкуренция-поддержка. Лара словно постоянно подталкивала ее к яме, давила на психику, указывала на ошибки, но при первых же признаках падения твердой рукой поддерживала ее, вновь ставила на ноги. Она ненавидела Лару. Она без нее уже не могла.

— А знаешь, мне все же любопытно узнать, почему ты ушла от матери. Ну что тебе за дело до незнакомой девочки? Может, она и неплохо устроилась в жизни? Может, ее усыновил кто и она вполне счастливо прожила свою жизнь. Что именно тебя задело?

— Лара, мне странно слышать это от тебя. Ты, как никто другой, должна понять почему.

— Да нет, — пожала Лара плечами. — Я могу понять ту девочку. Но мне интересна твоя позиция.

Они сидели около Ольгиного дома, прислонившись спиной к стене дома. Перед ними на цементной дорожке стояли две открытые банки кока-колы, занявшей достойное место среди национальных африканских напитков.

— У тебя нет ни одной семейной фотографии в доме. Обычно все приезжие первым делом выставляют на видном месте снимки родных и близких. А у тебя — сплошное африканское искусство, словно и нет никаких корней.

— Фотографии отца у меня есть. И бабушки. И остальных. Просто зачем выставлять? Когда мне необходимо, я и так могу их вытащить.

— Но не матери.

— Именно.

Соврала. Были, были у нее фотографии мамы. На дне чемодана, среди страниц журнала. Мало того, что были, еще и просматривались довольно часто. Может, другие могли с легкостью отрубить себя от семьи, а у нее не получалось. То есть действиями получалось, а мыслями — нет. Полный провал.

— Можешь сказать, в чем именно ты обвиняешь мать? Что конкретно тебя убило?

— Этому трудно дать определение. Подлость. Трусость. Живешь с человеком, любишь его и веришь в него, а потом узнаешь, что этот человек подвержен самым страшным грехам.

— То есть трусость для тебя — это самый страшный грех?

— Не всегда. Но в данном случае так.

Лара задумалась. В двух шагах от нее около лужи присела птичка с красным хохолком и желтыми крылышками. Она жадно пила воду, поглядывая по сторонам. Присутствие людей ее не смущало, пока Лара не шевельнула рукой, собираясь бросить в сторону птицы крошки от хлеба. Птичка испуганно упорхнула, не оценив жеста.

— Я тоже много думала об этом. И знаешь что — у трусости могут быть весьма веские оправдания. И трусость весьма легко спутать с осторожностью, с благоразумием. Где грань? И то, что стоит за трусостью, иногда оправдывает ее. Иногда трусливый поступок причинит меньше вреда, чем храбрость в данной ситуации и решимость к действию.

— Но не в данном случае. Струсить и бросить ребенка — это не приносило пользы никому.

— Матери. Может, ее собственные жизнь и судьба тогда показались дороже, важнее. Ты же не знаешь всех обстоятельств. Уверена, что сама она не так однозначна в оценках своего поступка.

— Изнутри всегда знаешь, что есть трусость, а что — нет. Тут и грань.

— Как раз изнутри чаще стараешься оправдать трусость и назвать ее поблагороднее.

— Она потом ходила в детдом, давала деньги, значит, совесть ее мучила.

— Но это и оправдывает ее. Она пыталась помочь, не так ли?

— Это похоже на жалкие попытки обелить себя в собственных глазах.

— А если оценить твою мать по жизни, в общем, ты думаешь, она трусливый человек?

— Та женщина, которую знаю я, — нет.

Ответ прозвучал уверенно, словно Ольга и сама об этом не раз задумывалась.

— Вот видишь. А ты говоришь — трусость. Трусость, как черта характера, это не то же самое, что способность струсить один раз. Трусость в общем уничтожает личность и превращает человека фактически в инструмент для того, кто сумел внушить ему страх в достаточной степени. Твоя мать, как мне показалось из твоих слов, не из таких.

— Ну хорошо. А как бы ты назвала ее поступок?

— Может — самосохранение?

— Это синоним трусости зачастую.

— Нет, отнюдь. Самосохранение иной раз требует довольно храброго одномоментного действия, а трусость этому воспрепятствует.

— Самосохранение с целью загубить жизнь беспомощного существа?

— Если бы она хотела загубить, то выбросила бы ребенка в помойку. А она оставила его в роддоме.

Ольга пригладила свои волосы нервным движением. Очередная смена настроения Лары, как всегда, привела ее в тупик. С кем спорила Лара? Уж точно не с Ольгой. Похоже, что она спорила сама с собой. Уж не себя ли она пыталась убедить в том, что такую мать можно оправдать? Не себя ли пытала, почему же ее все еще тянет к матери, невзирая на то что давно и бесповоротно осудила ее, как и отца? Почему ее гложет свое одиночество, неприкаянность и кто в этом виноват? Почему упорно возвращается к теме детства? Почему бередит рану вновь и вновь, словно получая извращенное наслаждение от боли? Ее детство не могло быть легким. Как бы там ни было, а ее бросили родители, один раньше, другой позже, но бросили, отказались, отдали посторонним людям на воспитание. Лара делала вид, что давно уже справилась с трагедией брошенного ребенка, но это было, конечно же, не так. Каково это — быть сиротой на африканском острове? Каково знать, что тебя никто не хочет из родных?