Перелетные птицы - Алла Кроун Страница 55

Надя заботливо посмотрела на брата. Он показался ей напряженным. Ласково положив ладонь ему на руку, она сказала:

— Сережа, дорогой, наша вина всегда будет с нами… Я знаю это. Но мы не должны позволить ей погубить нашу жизнь. Эсфирь не хотела бы этого.

При упоминании имени жены Сергей побледнел, а потом, не произнеся ни слова, встал и вышел из комнаты. Надя вздрогнула. Их надежды оживали каждый раз, когда Сергей обращался в Красный Крест с просьбой разыскать Эсфирь, но все поиски неизменно заходили в тупик. Лишь однажды, незадолго до случая с кровотечением, им позвонили из Красного Креста и сказали, что на имя Ефимова пришло письмо. Окрыленный надеждой, Сергей помчался за ним, но оказалось, что это ложный след. Совершенно раздавленный неудачей, он отправился в игорный дом и всю ночь играл в маджонг.

Беспокоясь о брате, Надя нашла занятие и для себя, поскольку понимала, что постоянная забота о нем постепенно превращается для нее в навязчивую идею. Она снова стала сочинять. Радости ее не было предела, когда она узнала, что многие из ее новых друзей — любители литературы. Вскоре Надя стала посещать еженедельные встречи, на которых собирались молодые поэты, чтобы почитать и обсудить свои достижения. Со временем ее увлечение превратилось в серьезную работу, и Надин талант получил признание.

В 1926 году начал выходить престижный литературный журнал «Рубеж». Когда были выпущены несколько первых номеров, Надя решила показать редактору свои стихотворения. Она подобрала самые любимые из них и отправилась «на суд».

Редакция молодого издания располагалась в обычной частной квартире. Редактора на месте не оказалось, поэтому Наде предложили оставить рукописи и зайти в другой раз. Когда она вернулась через неделю, помощница редактора, плотная приветливая женщина за сорок, с улыбкой вручила ей какую-то бумагу.

— Вот, почитайте. Это отзыв редактора о вашей работе.

Надя взглянула на листок, и строчки поплыли у нее перед глазами: «…поэтесса талантлива, интеллигентна и, несомненно, обладает чувством красоты. Вполне зрелая работа. Разнообразие тем, мастерское владение пером. В ней есть свежесть и искренность, слова создают напряжение, которое нарастает от строчки к строчке и завершается кульминацией, связывающей окончание с началом, что придает стихотворению целостность. Надеюсь, что эта молодая поэтесса продолжит писать, ибо не сомневаюсь — со временем она займет достойное место в литературе…»

Надя вся засияла от удовольствия.

Женщина кивнула на стул.

— Прошу вас, присаживайтесь. Давайте поговорим о вашей работе.

Когда Надя заняла указанное место, помощница редактора продолжила:

— Хочу предложить вам новую тему. Я прекрасно понимаю ваш юношеский романтизм, но нам, людям, вынужденным покинуть родину, нужно кое-что другое. Копните русскую душу глубже. Мы потеряли свою страну, и, пока мы не обретем ее снова, — если это когда-нибудь случится, — нам нужна моральная поддержка. Понимаете, нам важно переосмыслить наши ценности, удовлетворить духовные потребности. В вашей поэзии есть логика. Перенаправьте ее с себя самой на читателя. Дайте нам… — Она помолчала, подбирая слова. — Дайте нам внутреннюю энергию, чтобы мы могли выдержать эту жизнь, выстоять в эту эпоху неизвестности.

Надю впечатлила пылкая речь этой женщины.

— Вы, похоже, мечтатель?

Женщина пожала плечами.

— Я сказала бы, что смотрю на жизнь более трезво, чем большинство русских в Харбине. Как по мне, бессмысленно размахивать красно-сине-белым флагом и к чему-то призывать, пока мы бессильны что-либо изменить. Но, с другой стороны, интеллектуальный и духовный голод требует постоянного удовлетворения. Кто знает, что нам готовит будущее? Пока же нам нужно разобраться в самих себе.

Вернувшись домой, Надя крепко задумалась. Писать агитки ей не хотелось. К монархистам она себя не относила, а социалисты смешались с большевиками. Ни те, ни другие своей идеологией ее не прельщали. Вскоре стихотворения Нади были напечатаны, но она знала, что помощница редактора права. Как-то на поэтическом вечере один старый критик сказал ей: «Каждый человек стремится кому-то принадлежать, быть частью чего-то. Мы, беженцы, не принадлежим никому. Многие из нас сочиняют для того, чтобы хоть как-то отвлечься от действительности, но эта поэзия зачастую посредственна. Настоящий талант, подкрепленный дисциплиной и опытом, — редкость. У вас есть этот дар, Надежда. Дайте нам то, что нам нужно больше всего: сделайте так, чтобы мы поверили, что остались такими же людьми, какими были до того, как потеряли страну. Это особенно нужно нам, мужчинам. Мы, можно сказать, остались без кормила [10]. Наше чувство собственного достоинства попрано. Мы чувствуем себя ниже последнего кули, потому что у него есть страна и есть паспорт. Проще говоря, он принадлежит, а мы нет».

Надя внимательно его выслушала и после этого разговора расширила тематику своих стихотворений. Это было несложно. Во Владивостоке она уже занималась подобным и сейчас написала:

Русская душа!

Сила ее в умении

преодолевать беды.

Она сияет во тьме,

подобно неугасимому маяку…

Выносливая.

Неунывающая.

Непобедимая…

У Нади появилась новая цель в жизнь: ответственность перед соотечественниками породила необходимость кормить их духовной пищей. Наконец ее разум отвлекся от горестных воспоминаний, и первоначальное искушение сообщить Алексею о том, что у него есть дочь, постепенно утихло. Теперь разрыв с прошлым уже не причинял ей такой боли, как прежде, и Надя заставила себя думать о брате, который — она всегда напоминала себе об этом — стольким ради нее пожертвовал.

Но заставить себя совсем не тосковать по Алексею было невозможно. По ночам, когда уставший мозг забывал о дневных заботах, ее тело подчиняло его себе и начинало требовать ласки. Надя беспокойно ерзала под одеялом, не в силах унять страсть разгоряченного одинокого тела. Она была рада утру, потому что работа не обременяла ее. Финансовая обеспеченность освободила ее от той постоянной тревоги о деньгах, которая преследовала их во время путешествия через Сибирь. Одиннадцать лет — достаточный срок для того, чтобы притупить воспоминания.

Погруженная в раздумья, Надя переходила Большой проспект, уставленный дрожками с сонными русскими извозчиками, как вдруг услышала свое имя. Остановившись посреди дороги, она обернулась и увидела, что ее догоняет Зина Ломова. Эта худая, взъерошенная молодая женщина была школьной учительницей и увлеченной поэтессой.

— Надя, можно я пройдусь с тобой?

Несколько удивившись, что Зина в это время не в школе, Надя кивнула.

— У меня сегодня выходной. Я тебе звонила, но не застала, — начала Зина и вдруг замолчала. — Я… Мне просто было интересно узнать, что ты думаешь об этих слухах.