Нежные признания - Элизабет Торнтон Страница 55

Фэйт рада была сбежать от этого столпотворения в более спокойное место. От платья из жесткого крепа ее кожа чесалась. По гостиной ходили несколько человек, выбирая себе бутерброды и мясо, расставленные на столе, за которым могло разместиться около двадцати персон. Но за столом сегодня никто не сидел, и Фэйт чувствовала себя неловко, балансируя с тарелкой в одной руке и бокалом вина — в другой. Каким образом люди должны были есть? Она поставила бокал.

Леди Коудрей, наоборот, взяла предложенный бокал с вином и отказалась от еды.

— Я хотела спросить вас тогда, вечером, на лекции, — сказала она, — как у вас продвигаются дела с дневником Мадлен. Но… э-э… те события застали нас врасплох, и эта мысль вылетела у меня из головы.

— Боюсь, его расшифровать сложнее, чем я думала. Вы рассказывали кому-нибудь о мамином дневнике или о том, что передали его мне?

Этот вопрос, казалось, поставил леди Коудрей в тупик.

— Абсолютно никому. Как я уже говорила вам, когда передавала дневник, Мадлен знала слишком много или делала вид, что знала. Я не хотела никого расстраивать: мало ли что она могла там написать.

— И тем не менее, вы отдали дневник мне.

Ее светлость улыбнулась.

— Но только после того, как проверила вас. Уже через пять минут после нашего знакомства я знала, что вы именно тот человек, кому можно доверить дневник. И все равно, — она тяжело вздохнула, — я порой думаю, не стоило ли мне уничтожить его.

Это последнее замечание навело Фэйт на мысль. Она медленно сказала:

— Скажите мне правду, леди Коудрей. Почему вы не нашли кого-то, кто смог бы расшифровать дневник Мадлен? Почему вы хранили его все эти годы?

Леди Коудрей ответила:

— Я уже говорила… — Она внезапно замолчала, натянуто улыбнулась Фэйт и ответила: — Вы правы. Я могла найти кого-нибудь, кто расшифровал бы дневник, но боялась, что он может все разболтать. Видите ли, Фэйт, у меня был роман — о, очень давно! — с мужчиной, которому было что терять, если бы стало известно, что я когда-то была его любовницей. Этого человека нет в живых уже несколько лет, но его жена умерла всего полгода тому. Теперь, если станет известно о моем романе с ее мужем, ей не будет больно.

— Почему вы не уничтожили дневник?

— Не знаю. Не могу придумать лучшего объяснения, кроме того, что он принадлежал Мадлен.

Фэйт были понятны эти сантименты. Ее чувство утраты стало еще сильнее. Ведь это была единственная вещь, сближавшая ее с матерью и помогавшая лучше узнать ее. Теперь же она снова потеряла ее.

Она сказала, понизив тон:

— На тех нескольких страницах, что мне удалось расшифровать, нет ничего предосудительного или шокирующего. По правде говоря, они даже занятные.

— И что занятно? — Джейн Колтрейн незаметно подошла к ним и взяла бокал вина. — А?

Фэйт напряглась. Ей не нравилась эта женщина с суровым лицом: она ничего не сделала Фэйт, но пренебрежительно отзывалась в адрес Мадлен.

— Ах, это была шутка не для чужих ушей, — ответила она, выдавливая улыбку. — Не стоит ее повторять.

Уголки и без того неулыбчивых губ опустились.

— Как сильно вы похожи на свою мать!

— Спасибо. — На этот раз Фэйт не стала выдавливать улыбку.

— Просто будьте осторожны, мисс Макбрайд. Не создайте себе столько же врагов.

— Джейн, перестань! — одернула ее леди Коудрей.

Фэйт была в ярости.

— Что это значит?!

— Это значит, мисс Макбрайд, что ваша мать была мошенницей и смутьянкой. Ей было все равно, кого обижать. Вам должно быть это известно лучше, чем кому бы то ни было. Она бросила вас и вашего отца, не так ли? Я вообще не знала, что у нее были муж и дочь, пока вы вдруг не появились из ниоткуда. Мадлен Мэйнард была бессовестной ведьмой, которая сделала или сказала бы все что угодно, лишь бы добиться своего.

Фэйт подыскивала слова, чтобы возразить мисс Колтрейн, но та торжествующе улыбнулась и ушла.

Леди Коудрей успокаивающе погладила Фэйт по руке.

— Джейн всегда завидовала вашей маме, — сказала она. — Видите ли, они обе писали для газет, но Мадлен платили больше, и это стало причиной враждебности Джейн.

Фэйт ответила что-то безобидное, но в глубине души она пыталась придумать колкое возражение на язвительные слова Джейн Колтрейн, хотя это было бессмысленно: та была вне зоны слышимости.

В гостиную стали заходить люди. Столпившись вокруг стола, они разговаривали между собой, и Фэйт с леди Коудрей отошли в сторону, чтобы дать им место. Через некоторое время леди извинилась и пошла поговорить с подругой, а Фэйт пришлось переходить от одной группки людей к другой в поисках знакомого лица, но создавалось впечатление, что никто не замечал ее. Она увидела, что Джеймс общается с Ларри Колтрейном. В следующий раз, когда она посмотрела на него, он был уже с Аластаром Добином. Девушка начала чувствовать себя не в своей тарелке, но тут увидела молодую женщину, которая казалась такой же потерянной, как она.

— Лили!

Она повысила голос, чтобы обратить на себя внимание подруги; несколько человек повернулись и уставились на них. Но Фэйт было все равно. Она не видела Лили с тех пор, как уехала в Челбурн на встречу с леди Коудрей, и ей не хватало их ночных посиделок тет-а-тет. Кроме того, сцена с Джейн Колтрейн сильно взволновала ее, а присутствие подруги было самым подходящим для того, чтобы успокоить нервы.

Из-за спины Лили вышла девушка, и Фэйт узнала Дору Уинслет, но это была не та Дора, которую помнила Фэйт. У этой был болезненный вид. Возможно, из-за тусклой траурной одежды, сделавшей бледным ее лицо, или, может быть, причиной ее измученного вида были переживания из-за преждевременной смерти молодого человека, которого она знала и любила. Чего Фэйт не могла понять, так это почему Лили позволила семнадцатилетней ученице Сент-Уинифред прийти на похороны человека, который не являлся ее родственником.

Дора кивнула на какие-то слова Лили, затем отошла к столу и начала наполнять закусками маленькую тарелку. Лили направилась к Фэйт. Сначала она улыбалась, но когда обняла ту, по ее щекам потекли слезы. Вид слез Лили растворил тяжелый ком обиды на Роберта Денверса, о котором Фэйт даже не догадывалась до этой минуты и который, как оказалось, засел у нее глубоко внутри.

Обе девушки долго не размыкали объятий, не произнося ни слова.

Оторвавшись наконец от подруги, Лили заговорила дрожащим голосом:

— Когда я прочла твое письмо, я была поражена. Даже представить не могу, что ты пережила, найдя его тело.

Фэйт попыталась пресечь начавшие всплывать в ее голове образы.

— Я думаю, — сказала она, — это было самое худшее, что случалось в моей жизни. Если бы он умер своей смертью или в результате несчастного случая, я могла бы смириться с этим. Но убийство!