Искусство обольщения - Кэтрин О'Нил Страница 55

Ричард пожал плечами:

– Ну что же, этого следовало ожидать. Когда художник становится знаменитым, его начинают подделывать. В любом случае это неопасно. Она лишь хотела подействовать тебе на нервы. Это в ее стиле.

– А как насчет той коллективной истерики на ярмарке? Ты ничего мне об этом не говорил. Как не сказал, что картины будут выставлены для широкого показа до завершения строительств павильона.

– Я подумал, что будет лучше, если они останутся на виду у публики.

– Я нахожу довольно странным такое совпадение: в один и тот же день Лугини бросает эту напыщенную фразу о том, что на них нельзя смотреть без слез, люди начинают биться перед ними в истерике, и тут же, весьма кстати, согласись, поблизости оказываются журналисты, чтобы все это засвидетельствовать.

Ричард загадочно улыбнулся.

– Ты заплатил им за рыдания, верно?

– Только нескольким первым плакальщицам. Потом все раскрутилось само собой. Знаешь, слезы – вещь заразительная, как и смех. Люди до сих пор рыдают перед картинами Мэйсон. Я только что там побывал. Знаешь, на это стоит посмотреть – как глубоко они трогают публику!

– Они плачут лишь потому, что ты так устроил!

– Может, я и толкнул снежный ком с горы, но дальше машина покатилась сама собой. Сотни людей явились туда прямо с утра, и чувства их вполне искренние. Они тронуты до слез, и слезы эти очищают им души.

– Но все это фальшивка.

– Это не фальшивка. Это правда. Картины Мэйсон – это…

– Прекрати! Ты когда-нибудь перестанешь говорить обо мне так, словно я умерла?

Ричард многозначительно хохотнул.

– Поверь мне, я-то знаю, что ты живая. Мэйсон устало вздохнула.

– Ричард, можно я задам тебе вопрос?

– Конечно.

– В ту ночь в Овере, когда у тебя был кошмар, ты сказал, что тебя что-то подталкивает делать все это. Что именно ты имел в виду?

– Разве я так сказал? Не помню. Я часто болтаю чепуху после этих видений.

– Почему это для тебя так важно?

Ричард посмотрел на Мэйсон с недоумением:

– Что такое «это»?

– То, что мы делаем. Почему ты считаешь это своим жизненным предназначением?

Ричард казался озадаченным.

– Ты же знаешь почему. Потому что я люблю искусство. Я люблю эти картины и ту историю, что с ними связана. Я хочу разделить эту любовь с остальным миром.

– Но почему именно эти картины? Что в них такого, что взывает к тебе, что заставило тебя в них влюбиться с первого взгляда?

Ричард смотрел на Мэйсон так, словно никогда не думал об этом и даже не хотел думать.

– Почему бы тебе не сказать мне, что на самом деле тебя беспокоит?

– Ричард, я сама себя теряю! Все, что делает меня собой, постепенно ускользает. Теперь благодаря тебе появились записи о том, что я – Эми. Даже в суде мне будет сложно доказать, что на самом деле я не Эми Колдуэлл.

Ричард подошел к Мэйсон и взял ее обеими руками за плечи.

– Послушай, ты многое пережила, и ты устала. Блеф Дюваля на тебя здорово подействовал. Проблема, которая у тебя возникла с живописью, не дает тебе покоя. Вне сомнений, ты видела вчера этого Орлова на приеме, как он все высматривал и вынюхивал. И конечно, быть свидетелем того, как твою сестру канонизируют, не очень легко и приятно.

– Мою сестру?

Ричард улыбнулся:

– Ты знаешь, что я имею в виду. Но то, что мы создаем здесь для потомства – важно. Это самое важное, что мы можем сделать в жизни. Мы сродни тем, кто сохранял свитки с греческими мифами от разграбления турками. Не важно, жили на самом деле или нет Зевс и Гера. Главное, что их истории дали миру. Надежду. Преемственность традиций. Мудрость. Вдохновение.

Ричард поцеловал Мэйсон, но она не сразу растаяла в его объятиях. А когда, наконец, растаяла, он подхватил ее на руки и отнес в спальню, на кровать. Они любили друг друга, и это было чудесно. Любовь Ричарда была необходима Мэйсон. Но, когда он оделся и вернулся к себе в номер, Мэйсон так и не нашла ответа на весьма любопытный вопрос: кого он любил больше – женщину из плоти и крови или легенду, которую так страстно защищал?

Следующее утро принесло еще один удар. На первой странице «Фигаро» напечатали еще одну статью о Мэйсон Колдуэлл. В этой статье ехидно сообщалось о том, что прославленная герцогиня Уимсли приобрела не одну, а три ранее неизвестные работы трагически ушедшей молодой художницы. Несколько экспертов подтвердили их подлинность, качество их было признано превосходным, и благодаря щедрости и благородству новой владелицы эти картины будут сегодня выставлены в витрине галереи Дюран-Рюэля на улице Пелетер.

Мэйсон, кипя от ярости, быстро оделась и пошла по указанному адресу. Даже не пошла, а побежала – все пять кварталов до галереи. Перед витриной уже собралась толпа. Несколько юных созданий всхлипывали. Мэйсон протиснулась к самой витрине. И то, что она увидела, едва не свалило ее с ног.

В витрине были выставлены три холста небольшого размера… На каждом была запечатлена сцена вполне в ее, Мэйсон, стиле. На каждой была исключительно красивая женщина, которая могла бы вполне сойти за Лизетту, в окружении враждебной мрачной вселенной. Каждая из работ была изобретательна по композиции и исполнена выше всяких похвал. Картины были так похожи на те, что в прошлом писала Мэйсон, что она невольно принялась рыться в памяти – не она ли сама их написала, а потом позабыла про них?..

Но нет, то были весьма мастерски выполненные подделки.

Мэйсон чувствовала себя так, словно ее изнасиловали. Она помнила то утро, когда на нее снизошло это. Тот уникальный ракурс. Цвета. Какое тогда она испытала удовлетворение! Казалось, новое видение реальности охватило все, что она успела прочувствовать в жизни к тому моменту. За месяцы, за годы работы, что вели ее к вершине.

И хотя Мэйсон сейчас уже переросла то свое состояние, боль при виде подделок была непереносимой.

Мэйсон медленно протиснулась сквозь толпу плачущих гимназисток и отправилась назад, в свой отель. Чувство почти полной утраты своей личности усилилось донельзя. Мэйсон чувствовала, что находится на краю безумия.

Но это было еще не все. Когда она забирала ключ от номера у стойки, клерк сказал:

– Там вас ждет господин.

Мэйсон обернулась и увидела инспектора Дюваля. Он сидел в кресле перед камином в дальнем конце вестибюля.

Господи, только не сейчас!

Но что она могла сделать?

Мэйсон постаралась придать лицу любезное выражение и подошла к инспектору. Когда она подошла, он встал и с особым вниманием уставился на нее.