Лагуна фламинго - София Каспари Страница 55

Марлена едва сдержалась, чтобы не сказать: мол, не стоило приходить сюда, раз ему тут не нравится. Приемы, устраиваемые ее родителями, славились по всему городу. Хоть Марлена их и критиковала, это все же вселяло в нее гордость.

— А почему ты ушла с праздника, который устроили твои родители? — спросил Джон.

— Не хочу выходить замуж за человека, которого они мне выберут, — вырвалось у Марлены, хоть она и собиралась хранить молчание.

— А что, есть такая вероятность? — Джон приподнял брови.

Марлена пожала плечами.

— А чего же ты хочешь?

— Хочу стать журналисткой.

В первый раз Марлена не задумалась о том, стоит ли рассказывать о своей мечте. Если ее кто-то и поймет, то только Джон Хофер.

— Ага, значит, журналисткой… — Он не сводил с нее глаз. — Но тогда тебе придется столкнуться с настоящим миром.

— Этого-то я и хочу, — уверенно ответила Марлена.

— Я могу показать тебе мир, который тебе еще неведом. Согласна? — Внимательно глядя на девушку, Джон протянул ей руку.

Марлена пожала ее не колеблясь.

«Он вытащит меня из этого мира, наполненного фальшивым блеском. Нужно только спрятать праздничное платье под накидкой, — подумала девушка. — Но Дженни уже водила меня по темным закоулкам Буэнос-Айреса. Я знаю, что меня ожидает».

Но Марлена ошибалась. Она понятия не имела о том, что случится этим вечером.

— Юлиус!

Анна со смехом пыталась вырваться из объятий своего мужа, увлекшего ее в темный угол и теперь покрывавшего поцелуями ее шею и затылок. Ей и самой хотелось спрятаться в тень, обнимать любимого, осыпать его поцелуями и никогда не отпускать. Они с Юлиусом любили друг друга. И эта любовь придавала ей сил.

— Как по мне, вечеринка удалась.

— За это нужно поблагодарить Марию. — Анне наконец-то удалось повернуться к мужу лицом. — Еда отменная!

— Да. — Юлиус мотнул головой в сторону коридора. — Малышка спит?

Анна кивнула.

— Леонору уложили еще несколько часов назад.

— А Марлена? — продолжил Юлиус. — Ты знаешь, где она? Я ее не видел.

Анна покачала головой. Похоже, ее дочь опять пряталась от потенциальных женихов. «Но я ни к чему не собираюсь ее принуждать, — подумала Анна. — На таких приемах Марлена может познакомиться с молодыми людьми. Что в этом плохого?»

— Я ее не видела с тех пор, как разносили шампанское. Наверняка она прячется в своей комнате.

— Нет, там ее нет. Может, она сбежала? — Юлиус шутил, но в его голосе слышалась тревога.

Они оба знали, что в последнее время от Марлены всего можно было ожидать. Теперь, когда девочка стала старше, ее было не так легко заставить следовать правилам. Похоже, у нее были свои жизненные планы.

Анна приказала одной из служанок незаметно найти Марлену.

Вскоре выяснилось, что девушки нет ни в доме, ни в саду. Она будто сквозь землю провалилась.

Марлена все говорила и говорила, чтобы отвлечься от ужасов, царивших вокруг. Это было жутко. Такого Марлена себе даже представить не могла. Мужчины, женщины и дети, одетые в лохмотья, едва прикрывающие стыд, худые, кожа да кости, иссушенные голодом, дурно пахнущие, словно они гнили заживо. Марлену подташнивало. Девушки в ярких платьях, совсем еще девчонки, торговали своим телом. Марлене доводилось слышать о пресловутых arrabales, районах в пригороде, где процветала проституция, но слышать — это одно, а вот увидеть собственными глазами — совсем другое.

Она вцепилась в руку Джона.

— Зачем ты приехал сюда? — спросила она, просто чтобы что-то сказать, хоть Марлена и понимала, что невежливо приставать с вопросами. — Зачем ты приехал в Аргентину?

— То есть?

— Я спрашиваю, что заставило тебя, Джона Хофера, приехать в Буэнос-Айрес.

— Ну, если уж на то пошло, на самом деле меня зовут Иоганн Хофер.

Он почему-то зашагал быстрее.

Марлена кивнула, пытаясь угнаться за ним.

— Я демократ.

— Демократ?

— Политический беженец. Один из тех, кто выступает за демократию и против монархии. Социалист и революционер.

Марлена слышала о демократии. Юлиус рассказывал ей, что в Древней Греции существовала такая форма правления. Он взялся объяснить ей это, когда девочка пожаловалась на то, что в школе им ничего не рассказывают о политике. Но она мало что запомнила.

— А что могут сделать демократы?

Джон резко остановился. Похоже, он едва сдерживал улыбку.

— Ну, в первую очередь демократ может сказать, чего он хочет. Он хочет, чтобы в мире не было вот такого. — Джон махнул рукой.

Марлена кивнула.

— Ты напишешь статью о том, что увидела сегодня? — вдруг спросил он.

Она вновь кивнула.

— Отлично. — Джон хлопнул ее по плечу. — Напиши статью, а я позабочусь о том, чтобы ее опубликовали.

— Правда? — Марлена широко открыла глаза.

— Правда.

А потом Джон наклонился и поцеловал ее. Марлене показалось, что звезды упали с небес на землю и залили все вокруг ярким светом.

Марлену на неделю посадили под домашний арест, но ее это не тревожило. Ей было все равно. Девушке нужен был покой, чтобы она могла написать статью. Нельзя было тратить время на бессмысленную беготню по магазинам и знакомым.

Марлена легла спать, но случившееся не выходило у нее из головы. И Джон тоже. И тут Марлена подумала, что он так и не сказал ей, зачем приехал в Аргентину. Но для чего ему это скрывать? Тем не менее Марлена не могла отделаться от мысли о том, что Джон чего-то недоговаривает.

Глава 12

Иногда Джон просыпался от выстрелов, все еще звучавших у него в голове. Он вскакивал в холодном поту. Джону снилось, что он бежал. Ему снились высокие сырые стены, окружавшие его со всех сторон, и он знал, что больше никогда не будет свободен. Да, можно сбежать и при этом утратить свободу.

Чтобы спастись, Джону пришлось пожертвовать жизнью, которую он пытался сберечь. Он не выполнил свою задачу. Потерпел поражение. Иоганн Хофер, приехавший в Аргентину, был уже не тем человеком, который уплыл из Германии. Он и сам с трудом вспоминал веселого, жизнерадостного парня, жившего в Германии и строившего грандиозные планы. Единственное, что он помнил, — это его страшные ошибки. И с этими ошибками ему придется жить до самой смерти.

Даже разговоры не могли принести Джону облегчение. Не было никого, кому он мог бы рассказать о случившемся, слишком силен был его стыд.

«Я трус, — подумал Джон. — В самый ответственный момент оказалось, что я трус. Бедный Максим, бедная Эльсбет».