Чертополох и роза - Виктория Холт Страница 55

Маргарита задумчиво следила за фигурами в латах, выезжающими на турнирное поле. Мария сказала чистую правду, и женщине разумной следовало запомнить это.

– Кто этот необъятный рыцарь, что сейчас выезжает на поле?

– Сэр Уильям Кингстон. Его ни с кем не спутаешь из-за габаритов.

– Ну, думаю, такого молодца никто не ссадит с коня.

– Как знать? – мудро ответила Мария. Теперь все внимание толпы сосредоточилось на двух рослых рыцарях в плащах, расшитых золотыми цветами жимолости, ибо, судя по всему, с кем бы эти рыцари ни сражались, они всегда выходили победителями.

Маргарита заметила, что Мария ни на минуту не сводит с них блестящих глаз, и, наклонившись к сестре, услышала, как та шепчет: «Будь осторожней, Чарльз… Будь хорош… так хорош, чтобы все об этом говорили… а потом стань чуточку похуже». Маргарита подумала: видно, жизнь во Франции изменила Марию, сделав из нее циника. Или это влияние молодого Франциска? Маргарита была склонна считать, что это вполне возможно.

Мария возбужденно кричала:

– Смотрите, Кингстон на поле! И с ним высокий рыцарь… Кингстон падает… вместе с лошадью и всем прочим. В первый раз вижу, чтобы его так свалили!

Молодая женщина откинулась на спинку расшитого ноготками кресла и негромко захихикала.

В большом зале собрались рыцари.

Королева Екатерина сидела на троне с Марией по одну руку и Маргаритой – по другую. Рыцари выходили вперед по очереди и склонялись перед ней.

В зал вошел тот, на кого обратились все взоры, поскольку именно этот рыцарь уложил сэра Уильяма Кингстона вместе с лошадью, и сей невероятный подвиг до сих пор обсуждали.

– Теперь, – сказала Екатерина, – мы должны узнать имя неведомого героя, а потому пусть он снимет шлем. – Королева обратилась к рыцарю: – Сэр, мы хотели бы поговорить с вами и высказать, как восхищены вашей отвагой. Это был смелый и мастерский удар. Я сомневаюсь, что когда-либо прежде видела на турнирах подобное умение.

Мария тоже заговорила, и в ее голосе Маргарите почудилось скрытое лукавство:

– Клянусь, сам король пожелает бросить вам вызов, сэр рыцарь, ибо он гордится званием непревзойденного мастера турниров.

Рыцарь вышел вперед, склонился перед королевой, и, когда шлем был снят, все увидели раскрасневшееся и веселое лицо Генриха.

– Значит, я обманул вас, э? Вас, Кэйт, и вас, Мария, и вас, Маргарита! Ну, вы долго были в дальних краях, а вот Кэйт и Мария… думается мне, они могли бы и узнать своего короля.

Екатерина поспешно сказала:

– Да, теперь, узнав правду, мы удивлены, что не догадались, поскольку никогда не видели подобного мастерства ни у кого, кроме как у вашего величества.

– Так вы высокого мнения о моем мастерстве, э?

– И моя величайшая радость за все время турнира, – продолжала Екатерина, – узнать, что победителем стал мой король.

– Ладно-ладно, это было сделано в вашу честь! Такой маскарад разыгрывался уже много раз и будет повторяться снова и снова.

Генрих был в приподнятом настроении. На пиру король много пил, и его голос перекрывал другие. Он распорядился позвать музыкантов, сам играл на лютне, а один из певцов исполнил песню его сочинения.

«Как Генрих любит жизнь! – думала Маргарита. – Как он счастлив! Насколько его судьба отлична от моей. И все же у короля пет того, чего он больше всего жаждет; у меня, хоть сейчас мы и в разлуке, все-таки есть мой маленький Яков. И пускай малыш в Стирлинге, а я в Гринвиче, он остается моим любимым сыном».

Пришло лето, и Маргарита забеспокоилась, хотя никогда не могла насытиться весельем и постоянные развлечения при дворе брата приводили ее в восторг. Королева скучала по Ангусу и думала, что, присоединись муж к ней в Англии, она простила бы ему предательство. Маргарита жаждала увидеть маленького Якова и частенько напоминала себе, что приехала ко двору Генриха вовсе не затем, чтобы тратить время на удовольствия.

Генрих, как она выяснила, отнюдь не стремился к дружбе с Шотландией, прекрасно зная, что, пока Олбани остается регентом, эта страна будет верным союзником Франции. Генрих ненавидел Франциска не меньше прежнего, ревнуя к его воинской славе, а равно – к приключениям дома и за границей. Король Англии досадливо сжимал в «куриную гузку» рот при всяком упоминании о любовных подвигах француза и частенько говорил, будто не верит, что Господь способен долго благоволить подобному человеку.

Генрих ныне искал дружбы императора Максимилиана, полагая, что, объединясь, они смогут воспрепятствовать тщеславным планам Франциска править всей Европой.

Однако английскому королю очень хотелось лишить Олбани регентства, и он писал шотландскому парламенту, что ему не нравится видеть своего племянника в постоянной опасности, и, если королю будет причинен вред – как это, к сожалению, случилось с его младшим братом, – все подозрения падут на Олбани. Следовательно, его надо срочно отослать обратно во Францию.

Ответ парламента, гласивший, что король пребывает в добром здравии и отнюдь не подвергается опасности, а Совет вовсе не намерен сместить Олбани, привел Генриха в бешенство.

Но Олбани, более всего желавший сохранить мир, написал Генриху, что надеется, получив дозволение, приехать в Англию убедить Генриха в полном отсутствии дурных намерений.

Получив это послание, король пришел в покои Маргариты дворца Гринвич и показал письмо сестре.

– Ха! – воскликнул он. – Если этот малый приедет сюда, он окажется у нас в руках. Тогда я сумею заставить его подчиниться моей воле.

– Думаете, что король Франции это допустит, Генрих?

– Франциск! – выплюнул Генрих, и румянец на его щеках расцвел еще ярче. Ни одно имя во всем христианском мире так его не раздражало. – Нет, сестра, – продолжал король, и его зловещий взгляд встревожил Маргариту, учитывая, как много она надеялась здесь получить, – я не считаюсь с желаниями короля Франции и объясню своему лорду-кардиналу, как следует обращаться с мастером Олбани, как только его нога ступит в пределы моего королевства.

– Вы поступите со свойственной вам мудростью, Генрих, – ответила Маргарита, – но я не думаю, что, хорошенько все обдумав, Олбани приедет к вашему двору. Он проницателен и не глуп.

– Я облеку приглашение в медовые слова, – хмыкнул Генрих.

Маргарита оказалась права: Олбани не поехал в Англию, а отправил посланца, некоего Франсуа де Ладайета, каковой пообещал, что, вернувшись в Шотландию, Маргарита получит обратно свое приданое, а ее муж Ангус и его клан сохранят все привилегии шотландских подданных при условии, что не станут бунтовать против властей.

«Условия вполне справедливы», – подумала Маргарита. За этот долгий год она истосковалась по Шотландии, хотела повидать сына и Ангуса. Королева несколько запуталась в отношениях с мужем и, хотя думала о нем без особого тепла, считала необходимым вновь побыть рядом, чтобы разобраться в собственных чувствах. А кроме того, был еще Олбани. Маргарита убеждала себя, что ненавидит регента, но часто думала о нем, желая встретиться лицом к лицу. Стоило упомянуть имя Олбани, как она разражалась проклятиями, называя его убийцей своего сына, но в глубине души сама этому не верила.