Стеклянные цветы - Мэри Каммингс Страница 56

В воскресенье, вскоре после того как баронесса вернулась днем в номер, чтобы привести себя в порядок после верховой прогулки по Венскому лесу, в дверь постучали. Открыв, Филипп обнаружил в коридоре австралийца.

Бедняга не ожидал, что ему откроет мужчина — улыбка на его лице сменилась столь откровенной растерянностью, что Филиппу стало его даже жалко.

— Я… кажется… — начал он.

— Ждите, — сказал Филипп и захлопнул дверь, отправился в спальню и сообщил:

— Там пришел этот… австралиец с пятого этажа.

— Скажи, что меня нету, — распорядилась Амелия, сидевшая в расстегнутом халатике на постели и подкрашивавшая розовым лаком ноготки на ногах.

— И не подумаю, — ответил Филипп. — Отшивать твоих любовников в мои обязанности не входит.

Вернулся в гостиную, сел на диван и включил телевизор.

Амелия пронеслась к двери минуты через три, одетая уже более-менее прилично; впустила австралийца, провела его за собой в спальню, говоря на ходу:

— Извини, что заставила тебя ждать. А, не обращай внимания — это мой телохранитель. Предан, как пес, но манер, конечно, никаких…

Показалось — или на последних словах она слегка повысила голос?

Филипп сделал телевизор погромче, но краем уха продолжал слышать доносившиеся из спальни фразы в духе сентиментальных романов: «Это был минутный порыв… Ты должен понять… Мой муж…».

«Еще и покойника-мужа приплела!» — не смог сдержать он усмешку.

Через четверть часа австралиец вымелся с кислым видом. Вечером он прислал цветы — нежно-розовые розы. Амелия аккуратно поставила их в вазу.

В Вене Амелия была явно не в первый раз и вела себя не как туристка. Разве что посетила представление в Испанской школе верховой езды, в остальном же ее времяпрепровождение не намного отличалось от обычной жизни в Мюнхене: все те же бесконечные бутики, аукционы, бары и дискотеки.

Правда, нужно отдать баронессе должное: вела она себя вполне прилично и ни разу не напилась так, чтобы пришлось волочить ее домой. Да и «минутных порывов», подобных истории с австралийцем, больше не наблюдалось. Разумеется, в какой бы бар или ночной клуб она ни пришла, мужчины немедленно и весьма активно пытались составить ей компанию: как же, такая красотка — и одна! Но Амелия, если и не отшивала кавалера сразу, то все ограничивалось лишь дозволением угостить даму коктейлем или разок-другой пригласить потанцевать.

Пошла вторая неделя их пребывания в Австрии.

Едва Филипп успел припарковаться на стоянке возле очередного ночного клуба, как Амелия, даже не взглянув на него, выскользнула из машины и устремилась ко входу. Он запер машину и неторопливо двинулся следом.

От ближайшего будущего он не ждал ничего нового: сейчас она выберет себе столик поближе к эстраде, он же, скорее всего, устроится у стойки. Амелия выпьет коктейль или два, потом пойдет танцевать… Уйдут отсюда они часа в два ночи, потом, если ей еще что-нибудь не взбредет в голову, можно будет поехать в отель и поспать. И надо не забыть, вернувшись, позвонить Эдне — в Бостоне к тому времени уже будет вечер.

Золотистая грива Амелии маячила в нескольких шагах впереди. Упустить ее из виду Филипп не боялся — на своих пятидюймовых каблуках баронесса едва ли могла бы затеряться в самой густой толпе.

Войдя в вестибюль, она остановилась у зеркала, поправила волосы…

— Мелли! — раздался вдруг удивленный возглас совсем рядом.

Что это обращаются к Амелии, Филипп понял лишь, когда она резко обернулась. У соседнего зеркала, пристально глядя на нее, стояла молодая шатенка в синем открытом платье.

— Мелли? — прищурившись, словно не веря собственным глазам, повторила она. — Я глазам своим просто не верю! Вот уж не думала, что тебя здесь встречу!

— Я… — Амелия запнулась. — Я… — оглянулась, встретилась глазами с Филиппом и сделала то, чего он меньше всего ожидал — шагнула к нему и схватила его за руку.

Губы шатенки скривились в странной улыбке — будто она услышала веселую, но не слишком приличную шутку.

— Ну, познакомь же нас! Кто это? Твой…

— Это мой жених! — решительно сказала Амелия.

— Но имя-то у него, наверное, есть? — рассмеялась женщина. — Или ты еще не успела…

— Филипп, познакомься, это Катрин Данхем, — баронесса небрежно повела подбородком. — Мы с ней вместе в школе учились. Катрин — это Филипп Берк.

— Здравствуйте, Фили-ипп, — мурлыкнула Катрин, смерив его цепким взглядом. — Только я уже давно не Данхем, а Робинсон — разве ты этого не знала, Мелли?! Впрочем, чего мы тут стоим? Пойдемте за наш столик! Филипп, надеюсь, вы не против?

Он неопределенно пожал плечами. На самом деле, если бы от него действительно что-то зависело, он предпочел бы побыстрее увести свою «невесту» из этого ночного клуба — настолько ему не нравилось ее непонятное поведение.

— Представляю, как Брайан удивится! — продолжала Катрин. — Ты помнишь Брайана? Впрочем, как ты могла запомнить, ведь в нашем выпускном классе было… восемнадцать, кажется, мальчиков?

— Так он что — тоже здесь? — переспросила Амелия. Кому-то ее улыбка и могла бы показаться дружелюбной, но Филиппу она напомнила ту, с которой баронесса когда-то всадила ему в ладонь горящую сигарету. — Как интересно! Ну пойдем, показывай, где ваш столик! — Она стремительной походкой направилась в зал.

После секундного замешательства Катрин догнала ее.

— Вон, справа, у колонны!

Из-за столика навстречу им привстал высокий мужчина. Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не чересчур полные, какие-то телячьи губы. В первый момент он не узнал Амелию и улыбнулся ей так, как улыбаются красивым женщинам. И лишь потом улыбка сползла с его губ, на лице проступило удивление; глаза метнулись в сторону жены.

— Брайан, посмотри! — воскликнула Катрин. — Это же Мелли. Да… то есть Каланча Мелли! Надеюсь, ты не обижаешься на это детское прозвище, Мелли? Тебя ведь тогда так все называли… Садись вот здесь!

— Здравствуй, Брайан! — рассмеялась Амелия. Шагнула к мужчине, прикоснулась губами к его щеке и, весело и чуть снисходительно улыбнувшись, обернулась к шатенке: — Надеюсь, ты не возражаешь, Катрин? Мы ведь с твоим мужем старые друзья…

Ситуация была чревата скандалом. Причем скандалом публичным, с воплями и битьем посуды.

Обе женщины терпеть друг друга не могли — это было очевидно. За один столик они, похоже, сели лишь для того чтобы с удобством наговорить друг другу гадостей, и теперь, маскируя ненависть за сладкими улыбочками, вели светскую беседу, напоминающую поединок рапиристов: укол… еще укол… уход в оборону — и снова укол.

Но внешне разговор выглядел вполне мирно: