Звездные ливни - Татьяна Басанская Страница 56

Тяжело вздохнув, девушка взглянула на окно, за которым виднелись тяжелые, темные, похожие на нагромождение скал, тучи. То и дело толщу этих туч прорезывали острые, ослепительно белые стрелы молний, отблески которых тревожно играли на черном, с синим отливом, беспокойном небе, издалека долетали отзвуки далекого грома. Точно такая же тревога звенела в душе у девушки. Окончательно проснувшись, Купава до самого утра так и просидела на своем холодном одиноком ложе, подтянув к подбородку колени и уронив голову на руки. И слушая родившийся дождь, чьи следы на стекле были отражением ее слез.

Позвезд стоял у открытого окна, через которое доносился приглушенный шум ночи — разговор сторожей у крепостной стены и далекое печальное пение. Где-то у самого небосклона пробегают тонкие змеистые молнии, там собирается гроза, первая в эту весну. Беспокойно вспыхивали на небосклоне зарницы, но еще более беспокойные, тяжкие думы терзали сердце молодого князя. Через раскрытые окна в переходы вливается свежий, напоенный запахами цветов воздух, видно, как в темном небе переливаются звезды, но Позвезд уже давно не слышит запаха трав, сияния звезд…

Он полюбил Купаву, когда увидел впервые, в ту ночь, когда спас ее от лесных разбойников. Она лежала на его руках — трепетное, легкое, беззащитное девичье тело, и в нем родилось желание спасти ее, помочь, защитить от всего мира. Позвезд честно пытался ей помочь, и не его вина, что Купава сама все порушила.

После возвращения в Переяславль князь с горьким усердием вернулся к своим заботам о княжестве, надеясь, что дела вытеснят из сердца мысли о Купаве. Но как это могло бы произойти, если она (и ее сын!) жила теперь в его дворце. Позвезд и думать не мог, чтобы оставить девушку без своей опеки. Он был убежден, что с ней сразу же произойдет какое-нибудь новое несчастье, и тогда не будет ему прощения.

Разобравшись с делами и напомнив степнякам о том, что у Переяславльских земель имеется сильный князь, Позвезд затосковал еще сильнее и начал устраивать пиршества с боярами. Только для того, чтобы хмель притупил чувства, прогнал воспоминания, успокоил совесть. Он должен распрощаться с ненужной жалостью. Меньше всего ему хотелось испытывать какие-то чувства к этой девчонке с лиловыми лунными глазами, с нежным хрупким телом, с губами, ждущими его поцелуев, и с внутренним огнем, способным прожечь человека насквозь. Только бы не любить ее.

Близится рассвет, и Позвезд понял, что нестерпимо хочется спать. Вздохнув, князь подошел к своему ложу и вытянулся на постели, надеясь уснуть. Он лежал ровно и покойно, глаза были закрыты, а на тонких губах застыла горькая усмешка. Но сон лишь слегка коснулся его сознания и тут же улетел, словно испугавшись его мыслей. Мысли, думы — как же они измучили его, болит сердце и учащенно бьется от невероятного напряжения, а пальцы то и дело разжимаются и вновь сжимаются в кулаки.

За стеной заструился дождь и загремел в такт затаенному гневу князя весенний гром. Заискрились под самыми окнами змеи-молнии, но Позвезду не было никакого дела до них, он смотрел с мольбой на изображения святых, которые шли по стенам опочивальни с молитвенниками в руках и поднятыми вверх очами.

Днепра не повернуть вспять, что было — не возвратить. Каждый человек за свою долгую жизнь узнает любовь и ненависть, несчастье и счастье — такова жизнь, и с этим надо смириться. Но как, если Любовь оставила незаживающую рану в сердце. Неужели дед, которого Позвезд никогда не видел, был прав, и ему суждена любовь — такая глубокая, какой должно быть, никто не испытывал. Но жить с этой бедой? Как любить, если душу разрывает обида?

Рассвет пробился сквозь тучи, шум дождя за окном стал тише, а молнии и вовсе, похоже, исчерпали свои силы. Позвезд вытер ладонью лицо, на котором выступили капли пота. Или это следы слез?..

С единственным желанием поскорее избавиться от мыслей о Купаве князь быстро оделся, вышел из опочивальни и направился в трапезную. Миновав несколько переходов, он на мгновение приостановился подле двери, за которой спит Купава. Ни звука, ни шороха не доносится из-за резной двери. Осторожно ступая по деревянным половицам, князь быстро прошел к лестнице и поспешно спустился в трапезную.

Расторопные слуги уже приготовили завтрак, домашние (старшие дружинники и их жены) уже проснулись, но никто еще не садился за стол, и только когда сам князь сел на свое высокое место, все прочие быстро разместились по лавкам. Позвезду есть не хотелось, но он заставил себя отведать приготовленной пищи и питья. Ему нужны силы, чтобы справиться со своей бедой. Плох князь, который не может защитить самого себя. Где уж такому думать о всем княжестве.

Изок (июнь) 1017 г.

Близилась Купальская ночь, и Позвезд, не в силах сдерживать мучительное томление, решил провести несколько ночей на ладье, где для него раскинули шатер. Но сон по-прежнему не шел к нему, и князь сидел на корме, позволив ночному ветру перебирать его темные волосы.

В глубокой задумчивости Позвезд рассматривал водную гладь Трубежа, высокие кручи правого берега и подернутые туманным маревом дальние луга, осыпанные серебристой росой. Дивно хорош был в этот поздний час Трубеж — полноводный, с мощным течением, темно-синий в свете месяца. Где-то в ночной тиши послышался удар и всплеск — должно быть, вскинулся сом. Неподалеку от княжеской ладьи на водной глади что-то зарябило — это из глубины выплывают стаями, останавливаются и смотрят сквозь толщу воды на месяц огромные рыбы.

Но Позвезд не замечал ничего, что творилось вокруг. Лицо его было мрачным, а в темных глазах не отражался даже свет звезд. Вспомнил сейчас князь древнее изваяние каменного витязя, не раз встречавшееся ему в степи.

Окаменевший воин в шлеме, броне, с мечом у пояса, и стоит он на кургане так давно, что не только ноги, но и руки его ушли в землю. И сам он оброс травой, а зеленоватый мох, затянув трещины в камне, обволок его малахитовым платьем. Только лицо воина оставалось чистым — широко открытые глаза, сильные брови, большой нос, толстые выпяченные губы. Задумчиво смотрел он на небо, степь, ковыль, людей, коней, сайгаков… Удивительным было спокойствие этого витязя, словно узнал он какую-то великую тайну бытия.

Вот бы Позвезду научиться такому же покою… И пусть текут к Русскому морю бесконечные воды Днепра, пусть стоят над ними темные леса, и туманами будет покрыта неведомая даль. Ничто и никто не будет волновать переяславского князя.

* * *

Тихая, спокойная ночь. Лишь вдалеке перекликается стража. Высоко в небе паслись на темно-синих лугах над Перуновым шляхом целые стада искристых звезд — зеленоватых, голубых, желтых, переливчатых, как жемчужины. Порой где-то на юге небосклон прорезывала ослепительно белая молния, но это было так далеко, что отголоски грома не долетали к реке.

Купава в последний раз вдохнула чудесный запах тимьяна и лаванды, доносившийся из цветущего сада. Она спала всего два часа, но чувствовала себя свежей и бодрой. Женщина накинула поверх тонкой рубашки синее платье, надела мягкие сафьяновые туфельки. Взяла на руки спящего Зареока, закутала его в плащ, подхватила маленький узелок и, поклонившись напоследок образам, вышла из своей комнаты.