Голубой вальс - Линда Френсис Ли Страница 56

Взглянув на свои окровавленные руки, Стивен испытал сильное потрясение. Он так и не понял, чьей кровью обагрены его руки – кровью Тома, сидевшего на полу, или своей собственной. Впрочем, это было ему все равно. Стивен медленно повернулся лицом к Белл.

– Что здесь происходит? – повторила она. Только тогда Стивен окончательно пришел в себя.

И сразу же вспомнил, как только что видел брата – брата, за чью судьбу он отвечает вот уже много лет! – в объятиях мужчины. Он и сам не знал, какое чувство преобладает в его душе: отвращение, гнев или, может быть, страх.

Ведь это он воспитал брата. Именно на нем лежит ответственность за Адама. Никогда еще Стивен не переживал такого поражения. На него тяжким бременем легло чувство вины, но он тут же воспротивился ему. Нет, черт побери, это не его вина! И тут на помощь пришел гнев.

– Убирайся из моего дома, Белл, – медленно проговорил он и, обращаясь к брату, добавил: – И ты тоже!

Адам выдержал его тяжелый взгляд:

– Ну пожалуйста, Стивен. Разреши, я тебе объясню…

– А что тут объяснять? – взорвался Стивен, так и не придя в себя. – Нам не о чем говорить! – Он даже не мог назвать брата по имени. – Я хочу, чтобы ты и твой… друг тотчас же ушли отсюда. Проваливайте!

– Именно это я и предполагал! – закричал Адам. – Чего еще можно ожидать от такого узколобого, ограниченного эгоиста, как ты?

Стивен весь напрягся.

– Я пытался поговорить с тобой! – продолжал кричать Адам. – Пытался заручиться твоей помощью! – Тут его голос смягчился. – Почему ты не захотел меня выслушать? Почему бы тебе не принять меня таким, какой я есть, вместо того чтобы превратить в такого, каким ты хотел бы меня видеть? Неужели ты не можешь хотя бы попытаться?

– Принять это? Да ни за что на свете! Это – отвратительное извращение, которого никто не захочет принять.

– Белл принимает меня. Почему ты не можешь? Стивен медленно, очень медленно перевел свой уничтожающий взгляд на Белл:

– Ты знала?

– Да, – ответила она, с вызовом вздернув подбородок.

– И почему же ты мне не сказала?

– Не мое дело раскрывать чужие тайны, Стивен. Теперь ты знаешь. Но ты, кажется, упускаешь из виду один очень важный факт.

– Какой же именно? – спросил он с горькой усмешкой.

– Как бы ни возмущал тебя образ жизни Адама, он по-прежнему остается твоим братом.

Стивен посмотрел на нее, потом на Адама.

– Уже нет, – выдавил он. И большими шагами вышел из кабинета.

Белл и Адам, поглощенные своими мыслями, посмотрели ему вслед.

– Ты в нем не нуждаешься, Адам, – сказал Том с дивана.

– Нуждаюсь, – не оборачиваясь, ответил тот. – И гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Он – вся моя семья. – Опустив голову, Адам добавил: – Я думаю, тебе лучше уйти.

Том неуклюже поднялся с дивана. В дверях он повернулся и хотел было что-то сказать, но Адам сразу же оборвал его:

– Ни слова больше. Уходи!

Том с негодующим видом повиновался.

Адам и Белл остались вдвоем в опустевшей комнате.

– Ты, наверное, услышала из-за стены весь этот галдеж?

– Нет, – прошептала она, – я и понятия не имела, что у вас творится. К нам пришел какой-то человек и говорит, что должен измерить мой танцевальный зал, чтобы определить места для цветов. Я явилась, чтобы потребовать объяснений.

– Это, наверное, для приема, который устраивает Стивен, – устало вздохнул Адам. – Он не предупредил тебя об этом своем намерении?

– Для приема? – удивилась Белл. – Какого приема?

Адам все еще смотрел на дверь:

– Прием устраивается по случаю Дня святого Валентина – твоего дня рождения.

Голова у нее пошла кругом. Стало быть, Стивен хочет устроить прием в честь ее дня рождения.

Она пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за спинку дивана.

1877 год

Ренвилл

День святого Валентина. Наконец-то наступил ее день рождения!

Когда она проснулась, отец уже ушел на работу. Вернется он только к обеду.

У нее достаточно времени, чтобы подготовиться к празднику.

Итак, ей исполнилось тринадцать. Магическая дата, когда детство остается позади, так по крайней мере всегда говорила ее мать.

Невыразимая грусть наполнила ее.

– О мама! – прошептала она в тихой комнате.

Хотя это был ее день рождения, она приготовила особый подарок и для своего отца – подарок, который должен был ему понравиться. Белл уже представляла, как засверкают его серебристо-голубые глаза, когда, вернувшись домой, он развяжет бечевку и развернет коричневую оберточную бумагу.

Все утро, убирая дом, готовя праздничный обед, выпекая пирог, Белл пребывала в радостном возбуждении. Так хотелось видеть, с каким лицом он войдет в дом. Конечно, кухарка она никудышная, тут уж ничего не поделаешь, но зато он должен обрадоваться ее подарку.

Она вдруг с улыбкой подумала, что он, вероятно, принесет ей мятную конфету. Но в конце концов это не имеет значения, важно другое – то, что с этого дня они начнут новую жизнь.

Покончив с пирогом, она вновь принялась за уборку.

Наконец все дела были переделаны, и Белл надела одно из укороченных ею платьев матери. В нем она почувствовала себя взрослой. Напевая одну из любимых песенок матери, девочка заскользила по полу, представляя, как будет танцевать с отцом.

Пока отец работал, она практиковалась и достигла больших успехов. Юная принцесса на хорошо отполированном паркете не могла бы танцевать с большей легкостью и грациозностью, чем она.

Но время шло, а ее отец все не появлялся, и в конце концов она присела на деревянную скамью и стала гладить бумагу, в которую был завернут подарок для отца.

Полдень уже давно миновал, когда девочка услышала на крылечке шаги отца. Когда он вошел в дверь, она сразу вскочила.

Не говоря ни слова, он остановился в дверях. И с каменным лицом оглядел ее платье. Ее сердечко замерло, когда она не увидела на его губах той улыбки, на которую рассчитывала.

Ее шея и щеки залились румянцем. Услышав какое-то потрескивание, она неловко кинулась к плите.

– Тушеная говядина! – с наигранной бодростью пропела она.

Никакого ответа.

– С подливой и лучком, – добавила она, начиная отчаиваться. – Ты же ее так любишь!

Он все еще не двигался, но его бледно-серые глаза сузились.

Из-за его спины, вытесняя тепло, в комнату лился холод. Белл закрыла тяжелой крышкой чугунный горшок и кинулась к столу.