Любовь, только любовь - Жюльетта Бенцони Страница 57

– Вот видите, – полусерьезно, полунасмешливо сказал Гарен, проводя ее по битком набитым залам, – я открываю вам свои секреты. Впрочем, лишь с единственной целью – чтобы вы оказали мне честь и взяли для себя все, что вам приглянется.

Она поблагодарила его улыбкой, затем восторженным взглядом окинула просторный склад. В одной из комнат были сложены свернутые в рулоны ковры, источавшие тяжелый приторный запах, вызывавший в памяти солнце далеких стран. Светильник в руке Гарена на мгновение выхватил из тьмы переливы их красок. Ковры из Малой Азии – из Бурсы или из Смирны – теплых цветов, где темно-зеленый или глубокий синий лишь служили фоном для пурпурного взрыва… Кавказские ковры с их приглушенной гармонией красок… Персидские – из Герата, Тебриза или Мешхеда, пестрые, словно волшебный сад… Роскошные бухарские… Сверкающие самаркандские… Вплоть до странных шелковых ковров, привезенных из сказочного Китая…

В других комнатах были собраны отливающие золотом ткани с Евфрата; драгоценные меха – соболя, горностаи, лисы и белки – из Монголии; седла и сбруя из Кирмана; яшмы из Карашара; ляпис-лазурь из Бадахшана; необработанные слоновые бивни из азиатских лесов; белый индийский сандал. Затем драгоценные пряности: имбирь из Мекки, гвоздика из Китая, черный перец и мускатный орех с Явы, белый перец из Японии, каспийский шафран, индийские фисташки… Все это было в наваленных один на другой мешках, издававших опьяняющий запах, от которого у Катрин закружилась и разболелась голова. Это место похоже было на сказочную пещеру, в глубине которой то блеснет металл, то зажгутся яркие краски шелка, то покажется сливочная белизна слоновой кости, то морская зелень нефрита…

В глубине последней комнаты Гарен, тщательно заперев перед этим дверь галереи, поднял простую занавеску из зеленой ткани. За ней оказалась низкая дверь, он отпер ее висевшим у него на поясе ключом.

Катрин оказалась в комнате мужа, позади большого кресла из серебра и хрусталя, где она пережила такие тягостные минуты.

– У меня есть еще сокровища, которые я хочу показать вам, – сказал Гарен.

Слегка встревоженная, она позволила увлечь себя к постели. Но Гарен обошел ее и открыл новую дверь, спрятанную за бархатными занавесями у изголовья. Там была маленькая круглая комната, помещавшаяся, очевидно, в угловой башне. Почти все ее пространство занимали три огромных сундука с прочными железными запорами. Гарен поставил светильник на вделанную в стену полку и с усилием, от которого у него даже вены вздулись на лбу, открыл один из сундуков. Желтый отсвет груды золотых монет засиял в полумраке.

– Королевский выкуп, если понадобится! – с кривой улыбкой сказал Гарен. – Во втором сундуке еще столько же. Что до третьего…

Тяжелая крышка, словно театральный занавес, поднялась над феерией красок. Кучи драгоценных камней всех размеров, всех оттенков, оправленных и неоправленных, сверкали рядом с несколькими ларцами, заботливо составленными в углу и одинаково покрытыми чехлами лилового бархата. Бирюза из Кирмана была перемешана с круглыми жемчужинами Короманделя, индийскими бриллиантами, кашмирскими сапфирами, изумрудами с берегов далекого Красного моря. Там были удивительные оранжевые корунды, прозрачно-голубые аквамарины, молочно-белые опалы, кроваво-красные карбункулы, золотистые, как ее волосы, топазы… Но ни одного аметиста!

– Они все – в ларцах, – объяснил Гарен. – Ни у кого в мире нет более прекрасных, даже у герцога! Я думаю, он мне немного завидует…

Он созерцал камни, и огонек светился в глубине его единственного глаза. Он как будто внезапно забыл о присутствии Катрин. Огонь, отражаясь от камней, покрывал его лицо странными пестрыми пятнами, и Гарен стал похож на демона. Его сухие руки вдруг погрузились в сверкающую груду и вытащили оттуда бирюзовое ожерелье. Грубо отшлифованные огромные камни были вделаны в тяжелую золотую сетку в виде переплетенных змеек. Прежде чем Катрин успела помешать ему, Гарен накинул на нее это варварское ожерелье и дрожащими от внезапной лихорадки руками стал застегивать на ее шее массивный фермуар. Ожерелье было таким тяжелым, что Катрин показалось, на нее упала свинцовая плита. И оно было слишком большое, оно не вмещалось целиком в скромное декольте простого коричневого бархатного платья, отороченного куньим мехом. Руки Гарена все еще трепетали возле тонкой шеи Катрин.

– Не так! Не так! – сквозь зубы ворчал он.

Вид у него был растерянный. Его черный глаз горел, складки у рта стали глубже. Вдруг, бросив фермуар, он ухватился за вырез платья и потянул. Ткань разорвалась с сухим треском. Катрин вскрикнула. Но внезапно завладевшая Гареном лихорадка так же внезапно оставила его. Ловко, неторопливо он подвернул разорванные края платья, дерзко обнажив при этом плечи и грудь молодой женщины, улыбаясь при этом своей странной кривой улыбкой.

Теперь ожерелье лежало свободнее. Золотая сетка опутала плечи, спустилась на грудь, почти полностью прикрыв ее.

– Так немного лучше, – с довольным видом сказал Гарен. – Но нельзя же заставить вас ходить полуголой, чтобы эта редкая вещь выглядела так, как должна выглядеть… Хотя, конечно, сейчас она выглядит удивительно… Все-таки сохраните это ожерелье, дорогая, хотя бы как возмещение убытка за пропавшее платье. Я очень прошу простить меня, но вы же знаете – я не выношу погрешностей вкуса!

Катрин накинула поверх разорванного платья длинный бархатный шарф, чтобы не давать слугам повода к пересудам, и вернулась к себе. Она несла в двух руках варварское ожерелье и, в свою очередь, дрожала как осиновый лист, пробираясь в свою комнату, где, к счастью, не было Сары. Это позволило Катрин быстро переменить платье, бросив в угол разорванное. Но то, что произошло, подтвердило ей: от Гарена можно ждать чего угодно.

Вечером за ужином он был холоден, едва удостаивая ее словом, да и то говорил только о погоде. После ужина он проводил жену до двери спальни, вежливо поклонился и ушел.

– Почему ты не потребуешь объяснений? – удивлялась Сара, помогая хозяйке раздеться. – Мне кажется, ты имеешь на это право. Я подозревала, что у вас будет не совсем нормальная семья, но не до такой же степени! После месяца замужества ты все еще девушка! Ну, ладно, он долго отсутствовал, но все-таки…

– Ты догадывалась, правда? Помнишь, ты спрашивала меня на следующее утро после свадьбы!

– Я знала, что твой муж недолго пробыл с тобой в ту ночь, но я думала, что потом он не раз к тебе наведывался. Как такое угадаешь?

После происшествия с ожерельем и последовавшего за ним ужина в ледяном молчании Катрин, обиженная сильнее, чем ей хотелось признать, не могла сдержать своего гнева. Разочарованная, униженная явным пренебрежением, она наконец поведала Саре всю правду о своей семейной жизни – собственно, и рассказывать было почти нечего. Цыганка не могла опомниться от изумления. Уперев руки в бока, она ошеломленно смотрела на Катрин.

– Как? Ничего не было? Совсем ничего?

– Почти. В ночь после свадьбы он пришел ко мне в спальню, вытащил из постели и раздел. Потом долго-долго рассматривал, как будто я – одна из тех статуэток слоновой кости, что стоят в его комнате. Сказал мне, что я прекрасна, и… ушел. И больше не приходил ни разу. Может быть, я ему не понравилась…