Итальянская свадьба - Ники Пеллегрино Страница 57

Они сели за столик в углу, подальше от остальных посетителей, и немного поговорили о ее отце и о том, какой неожиданностью стала для всех его внезапная болезнь.

— Он всегда казался таким бодрым, таким энергичным, — сказала Пьета, быстро глотая согревающий напиток — намного быстрее, чем следовало. — Он и минуты не мог усидеть на месте.

Микеле улыбнулся.

— Это, должно быть, итальянская кровь. Мой папа точно такой же.

— Знаешь, а ведь в детстве они были друзьями, — сказала Пьета. Интересно, известно ли ему хоть что-нибудь о прошлом наших отцов, подумала она. — Они выросли в какой-то непролазной глуши в горах на юге Италии.

— Знаю, знаю. Я там бывал.

— Правда?

Он залпом осушил стакан пива.

— Когда я был маленький, мы каждое лето туда ездили. На месяц. Пока были живы бабушка и дедушка. Помнишь, мой папа всегда закрывал магазин на весь август?

— Нет, если честно, не помню.

Он скорчил гримасу и жестом велел бармену повторить.

— Я ненавидел Равенно. Там было абсолютно нечего делать, вокруг куча гостящих родственников — и всё. А я изволь сидеть смирно и хорошо себя вести. Папа несколько раз возил нас на пляж, и такие дни я вспоминал как самые приятные, хотя туда мы добирались несколько часов по извилистой горной дороге. Но ты ведь там никогда не бывала, верно?

Пьета покачала головой:

— Нет, мой папа, как оттуда уехал, сам почти там не бывал. Он все время был занят в ресторане. По-моему, он съездил туда только раз, когда умерла бабушка, и потом еще раз в Рим, но мы оба раза оставались дома.

— Может, именно сейчас ему захочется навестить родные места. Может, оправившись от болезни, он снова захочет увидеть Италию.

— Сомневаюсь. У него там никого не осталось, только несколько двоюродных братьев, с которыми он едва общается.

— А как же его сестра?

— Изабелла? Она тоже умерла.

Микеле вытаращил глаза:

— Да? Когда?

— О, много лет назад.

— Этого не может быть. — Похоже, эта новость застигла его врасплох.

— Почему ты так говоришь?

Он немного помолчал, будто взвешивая, как лучше выразить свою мысль.

— Потому что они с моим отцом писали друг другу, — выдавил он наконец. — Я помню, какой был скандал, когда эти письма обнаружила мама.

У Пьеты закружилась голова. Она уже осушила половину второй порции коктейля и теперь сделала еще один большой глоток.

— Так значит… Ты хочешь сказать, что она жива?

— Да, насколько я знаю. С чего ты вообще взяла, что она умерла? — спросил Микеле. — Тебе отец сказал?

— Да. По-моему… Не помню. — Пьета вдруг осознала, что сама толком не знает, говорил ли кто-нибудь на самом деле в точности эти слова, или они с Адолоратой сами пришли к этому выводу, потому что отец почти не упоминал о сестре.

— И ее письма всегда приходили из Рима, а не из Равенно, — добавил Микеле.

— Но я не понимаю, зачем твой отец вообще ей писал?

Микеле слегка смутился.

— Может, у них был роман, — предположил он, и Пьета снова стала подозревать, что он знает больше, чем говорит. — Мне известно только, что мама пыталась запретить ему переписываться с Изабеллой. Удалось ей это или нет, это уже другой вопрос. Папе никогда не нравилось, когда ему диктуют, что делать.

Пьета была настолько ошеломлена, что согласилась на третью порцию коктейля и покончила с ней так же быстро, как и с первыми двумя. Лицо у нее пылало. Она знала, что пора возвращаться домой, но оторваться от Микеле и от их тихого уголка в баре было не так-то просто. И она просидела там еще с полчаса, разговаривая с ним об Италии и об их отцах, пока Микеле не сказал ей, что у нее измученный вид, и не предложил проводить ее домой.

Когда они прощались у дверей ее дома, ей на мгновение показалось, что вот сейчас он наклонится и поцелует ее. Но вместо этого он легонько дотронулся до ее плеча и сказал, чтобы она берегла себя и что он надеется скоро ее увидеть.

«Адолората ошибается, — подумала она, затворяя за собой входную дверь. — Он нисколько в меня не влюблен».

Несколько часов спустя она проснулась: в горле пересохло, а голова раскалывалась. Она приготовила себе кофе с тостом, будто это было раннее утро, а не вторая половина дня, и, завернувшись в халат, присела на ступеньки крыльца, пытаясь собрать воедино разрозненные мысли. Она потягивала кофе, а думала только о Микеле. Была в нем какая-то мягкость, неподдельная доброта. Ей с трудом верилось, что он сын человека, пытавшегося погубить ее отца.

Покончив с кофе, Пьета воззрилась на овощные грядки, пытаясь сообразить, что ей делать теперь, когда платье закончено. Огород мало-помалу начал зарастать сорняками, в комнатах скопились кучки пыли и грязи, но от одной мысли об уборке у Пьеты опускались руки.

Впрочем, у нее и без того хватало забот. Адолората, все так же мучаясь от стыда и чувства вины, казалось, сторонилась ее. Она несколько раз звонила Пьете и лишь однажды приехала в больницу навестить отца, но не пожелала приехать домой и повидаться с сестрой. Что с этим делать, непонятно. Поехать в ресторан и проверить, что с ней все в порядке, или оставить ее в покое и спокойно дожидаться, пока она сама найдет дорогу домой?

Пьета поднялась к себе в комнату и переоделась в удобные синие джинсы и просторную блузку. Захватила на всякий случай накидку из мериносовой шерсти и, выбежав на улицу, медленно направилась к «Маленькой Италии». Но, едва выбравшись на главную улицу, передумала. Мимо нее проезжало такси, и, заметив, что оно свободно, она не замедлила этим воспользоваться. Устроившись на заднем сиденье и приказав водителю везти ее в больницу, она с облечением вздохнула. Куда проще отложить проблему с сестрой, по крайней мере еще на денек.

Приехав в больницу, Пьета не пожалела об этом. Отец возбужденно шагал по палате, а мама сидела в кресле. Выглядела она так, что ее саму следовало бы уложить в больницу. Начало сказываться напряжение бессонных ночей, проведенных в швейной мастерской, и постоянное беспокойство о муже.

— Мам, ты только полюбуйся на себя! — воскликнула Пьета. — Немедленно поезжай домой и хорошенько выспись. А я побуду здесь, с папой. Тебе надо передохнуть.

— Но я вполне…

— Нет, нет и нет! — перебил ее Беппи. — Отправляйся домой, Катерина. Скоро и я буду дома, с тобой. Посмотри, какой я снова здоровый и сильный. Доктора поставили меня на ноги с помощью своих трубочек и лекарств. А вот ты ужасно выглядишь, cara. Нет, действительно, поезжай домой и ложись в постель.

Но как только она уехала, он улегся на койку и прикрыл глаза, и Пьета вдруг увидела, как он изменился. Будто вся его уверенность и жизненная сила разом покинули его. Эти несколько дней в больнице состарили его лет на пять.