Лестница на небеса - Светлана Полякова Страница 57

Анна не выносила это мельтешение и снование множества людей, иногда даже физически ощущая, как ей плохо. В принципе, надо было относиться к этому философски, поскольку ей ведь тоже нужны продукты и, желательно, подешевле.

Сразу же вспомнился вчерашний разговор на лестнице, а следом — странное видение мальчишеской фигуры под балконом, и даже как будто стало легче…

Она купила кофе, сигареты, еще какую-то рыбу и уже собиралась на трамвай, как вдруг оказалась стиснутой с нескольких сторон — и удивилась почему. Она даже чуть не выругалась, повинуясь воле толпы, но вовремя удержалась — ну да, это глупо, стискивать ее, когда вокруг полно места, но почему она-то должна поддаваться этому всеобщему раздражению друг другом?

Выбравшись из вертепа, она остановилась, чтобы вздохнуть наконец-то свободно и спокойно. Вспомнила, что надо еще все-таки купить масла, полезла в сумку и…

Кошелька там не было. Сумка было бессовестно раскрыта и усмехалась ей навстречу — нет тут твоих последних двухсот рублей…

Вот…

Она снова остановила себя, хотя раздражение уже с боевой готовностью облеклось в словесную форму да так и рвалось с языка. Теперь ей стало понятно, почему ее так стиснули, и — слава богу — хоть сумка цела осталась. Она слышала, что их режут.

— Останешься без масла, — проворчала она. — Хорошо, что сигареты не сперли… И кофе. Кстати, их даже жаль. Так суетиться из-за жалкой суммы…

Она невесело засмеялась и пошла к трамваю. Впрочем, какой трамвай? Денег-то нет… Объяснять кондуктору, что ее только что ограбили?

— Ничего, пешком дойду, одна остановка всего…

Она мрачно посмотрела на подъехавший трамвай, подумав при этом, что, если бы деньги были, трамвая пришлось бы ждать час, не меньше… А тут, как назло, вот он, приехал… Развернулась и пошла вдоль дороги. Лучше уж она сквером тогда прогуляется. Подышит теплым воздухом и окунется в золото листьев…

Машина остановилась, как раз когда она уже подошла к скверу. Рядом с ней.

«Еще этого не хватало, — возмущенно подумала Анна. — Мало мне неприятностей на сегодняшний день…»

— Девушка, вы бы обернулись…

Она отмахнулась, продолжая идти, только шаг убыстрила…

— Сударыня!

«Что за назойливый тип?»

— Эй… Сударыня, обернитесь! Мышонок, ты меня слышишь?

Она остановилась как вкопанная, медленно обернулась.

Она увидела круглое лицо в окошке и сначала не поняла, кто это. Только очки напомнили ей Майка. Ну да, конечно… Майк. В дорогой машине… Она никак не могла научиться определять их «породу».

— Садись, — распахнул он дверцу. — Довезу тебя… Ты домой?

Она села.

— Как поживаешь, Мышонок?

— Нормально, — сказала она. — Вчера Бейз приходил…

— А, батюшка наш… Я думал, он по барышням не ходит.

— Майк, прекрати ёрничать… Я же не пристаю к тебе с твоей мафией…

— Ага, настучал уже… А где у нас не мафия-то? Если подумать, то государство самая главная мафия и есть. Даже по определению… А я, дружок, просто пытаюсь охранять таких вот дурочек от этого самого государства и от разных уродов. Кстати, чего ты пешком? Прогуляться решила?

— Нет, — проговорила Анна. — Кошелек увели… На твоем родном участке…

— Право, это не я… Я ворую по-крупному. И не у тебя…

— Спасибо… Ты настоящий друг. Как-то легче стало дышать.

— Мышонок, может, прекратим это? Я страшно рад тебя видеть… Сколько, кстати, в кошельке-то было? Рублей двести?

— И как ты догадался?

— По твоим глазам, — парировал он. — Вряд ли у тебя больше водится…

Он порылся в кармане и достал деньги.

— Вот. Возмещаю… Раз украдено на вверенном мне участке, я обязан тебе возместить…

— Да пошел ты…

— Экие вы, православные, матерщинники… Что батюшка наш, что ты… Право, как можно… Чуть что — сквернословите. А как же Бог? Я в семинариях не обучался, а говорю правильным русским языком…

— С примесью грузинского, — фыркнула Анна.

— А Гоги тут при чем? Если б не Гоги, тут такая братва бы развлекалась! Хоть и русские пацаны, а тошнее не бывает. Ты, Мышь, просто забыла, какое тут царило бурное веселье еще два года назад. Водку в память убиенного братана-бандюгана давно пить на остановках не принуждали?

— Я промолчу…

— А я — я обойдусь… Как видишь, помню Вийона. Они подъехали к ее дому.

— Чай ты меня пить не позовешь… Она посмотрела на него и рассмеялась.

— Да позову, — сказала она. — Куда я денусь? У меня второй день не квартира, а «площадь Дам»…

Он грустно улыбнулся.

— Тогда тем более… На «площадь» я являлся без приглашения. Теперь некуда. Только к тебе…

Он вылез из машины, запер ее.

— А жрать-то у тебя есть?

— Макароны, — кивнула Анна, давясь смехом.

— Так… Макароны. Сама их ешь. У меня и так лишние килограммы… Сейчас я приду. Ставь чайник…

— Да как же тебя одного отпускать? — поинтересовалась Анна. — Тебя же застрелят…

— Да брось, — рассмеялся он, похлопав себя по нагрудному карману. — Как захотят, так и расхотят. Я сам их раньше…

И хотя они шутили, Анне на минуту стало больно и страшно. Она вспомнила его таким, каким увидела первый раз. Тонким, хрупким мальчиком со светлыми мечтательными глазами. Вечно читающим… «Что они с нами сделали, — подумала она, глядя ему вслед. — Что они с нами сделали, Господи? С теми, кем мы были? Почему они это сделали, Господи?» По-че-му?!

* * *

— Так что пятая оказалась такая же, — рассказывал Майк спустя час. — У меня даже возникло подозрение, что баб все-таки выпускают конвейером… Мозги вкладывают строго по реестру… Чтоб одинаково мыслили…

— Я, значит, тоже с конвейера? — рассмеялась Анна.

— Нет, ты-то при чем? Я ж о бабах…

— Ну.

— Ты не баба, — сурово ответил он. — Ты — сон. О чем-то большем… В общем, Мышь, я после пятого опуса решил, что хватит в моей жизни прочных семейных отношений. Я же не ученый, чтобы без конца экспериментировать… И не кролик подопытный, чтобы меня по одной дуге туда-сюда водили… Знаешь, о чем они, горемыки, мечтают? Наборчик так себе… Дом — полная чаша. Потом тихий муж, твердо знающий, что на свет Божий родился с одной целью — обеспечить ей этот самый дом и сделать так, чтобы все подруги тащились, завидовали и трепетали… А если они заметят на горизонте что-то, что им покажется лучше, чем у тебя, — ох, мамочки… Сразу начинают — показ частей тела, пронзительные взгляды… И ведь на хрена им все это надо-то? Да просто так себе доказывают… Мол, я-то лучше, неужели не видишь? Мышь, кончай смеяться над чужой бедой!