Родовое влечение - Кэти Летт Страница 57

Проглотив последнюю ложку неоново-зеленых водорослей, собранных со дна какого-то норвежского фьорда, Мэдди внезапно подумала, что такое поведение чуждо Гарриет. Выращенные естественным образом продукты, которые та впихивала в нее, стоили в три раза дороже, чем все остальное. А деньги для Гарриет являлись больным местом. Профессор Гарриет была из тех хозяек, кто следует за своими гостями и гасит свет, и выключает газ на плите. Она включала отопление только под вечер, когда пол в холле успевал превратиться в каток. Рядом с телефоном у нее лежал журнал регистрации и стоял секундомер. Холодильник был обклеен записками типа «Еще раз съешь мою ореховую пасту – и тебе конец». Эта женщина заставляла остальных платить втридорога за туалетную бумагу, утверждая, что сама она пользуется туалетом в университете. Когда же дело касалось Мэдди, вопрос о деньгах не стоял.

Сначала она предположила, что Гарриет набирает очки, дабы победить в соревновании на звание Самого доброго человека. Но постепенно ее признательность стала таять.

Они стояли на кухне – типичной, надежной, современной английской кухне – у плиты фирмы «Ага».

– Я тут составила список имен, – осторожно проговорила Гарриет. Она втирала в виски Мэдди мятное масло – надежное средство против тошноты.

– Да? – Мэдди отхлебнула чаю из семян лотоса, предназначенного для питания ее «инь» – кто его знает, что это такое.

– Симона, Жермен, – перечисляла Гарриет, – Беназир, Мартина или Эмили – как Панкхерст.

– О, а я вот больше склоняюсь к Азарии. – Пальцы Гарриет замерли. Мэдди повернулась, ожидая увидеть на ее лице ответную улыбку, однако у нее возникло впечатление, что огромный пылесос выкачал весь юмор из атмосферы дома. – Например, Динго. [68]В Австралии девочке никогда не дадут это имя, – отчаянно пыталась спасти положение Мэдди. – Ой, она пихается! Видите, ей нравится черный юмор. – Ребенок очень активно шевелился у нее в животе, и Мэдди пришлось встать на четвереньки, чтобы унять боль в спине. – Господи, да там идет финальный матч мирового первенства по футболу!

– Футболистка! – восторженно воскликнула Гарриет. – Побольше бы нам таких девчонок! Видишь? Нашей девочке нужно подобрать сильное феминистское имя. «Нашей девочке»?

Гарриет взяла в свои руки не только имя, но и одежду. Она накупила комбинезончиков с оборочками, «песочничков» от фирмы «Либерти», плащ с капюшоном, шерстяное пальтишко и ажурную, как паутинка, шаль, вручную сотканную из мягчайшего кашемира на одном из Шетландских островов. Она также выбрала больницу и акушерку.

– Нам не нужна паникерша, которая напичкает тебя лекарствами. Нам нужно, чтобы малышка появилась на свет сильной и сразу нас узнала.

«Нас»?

Гарриет стала носить накладной живот весом в двадцать восемь фунтов, чтобы почувствовать себя беременной. Каждое утро она заполняла этот искусственный живот – заливала в специальную емкость восемь пинт воды и укладывала два грузила, – чтобы вызвать у себя боли в спине, удушье и повышенное давление. Через несколько дней вслед за животом она приобрела искусственную грудь, в которую накачивалось молоко. Своего рода колостомический мешок, только для груди.

– Чтобы как можно ближе подойти к материнству, – пояснила она. – От меня только и требуется, что закачать в грудь молоко, которое ты сцедишь. Так я буду кормить свою удочеренную малышку. Разве это не замечательно?

«Удочеренную»?

Гарриет была убеждена, что женщины сообразительнее мужчин.

– Ген ума передается через Х-хромосому, а у женщин их двойной запас!

После этого Гарриет открыла для плода утробный университет. Каждый раз, просыпаясь после дневного сна, Мэдди обнаруживала рядом Гарриет, которая вслух читала ее животу Андрея Дворкина (выдающееся чтение для будущего интеллектуала) или надевала на живот стереонаушники, чтобы ребенок слушал Баха или Моцарта.

– Умению понимать музыку можно научить в утробе. Уверена, она предпочитает классику. Видишь, как она двигается?

– Я решила обучать ее здесь, на дому, – однажды объявила Гарриет все сильнее настораживающейся Мэдди. – Воспитывать ее в тепличных условиях. Начать обучение с первых минут ее жизни. Целенаправленные игрушки тори развалили государственную систему образования. А частные школы? Мы все знаем, что это форма жестокого обращения с детьми. Есть еще одна хорошая новость: я изучила медицинские журналы и выяснила, что, если я прямо сейчас начну вводить себе гормоны, у меня появится молоко. Разве это не замечательно? Я смогу кормить мою малышку.

«Мою малышку»?

В тот вечер на факс Гарриет пришло сообщение. Это было приглашение на однодневную ярмарку для родителей, а также описание программ различных кружков – малого тенниса для малышей, детского карате – и частных занятий по танцам, музыке и драматическому искусству для малышей в возрасте от полутора лет. Плюс инструкция о том, как рожать на дому.

– Гарриет! – Мэдди ворвалась в хозяйскую спальню. Комната была забита реликвиями. На всех поверхностях стояли старые банки с кусочками ноздрей, бровей и челюстей святых. Интересно, подумала Мэдди, как бы владельцы всех этих мощей отнеслись к судьбе, постигшей их тела? Комната была отделана в ярко-розовых тонах. Существенным элементом обстановки служили плюшевые подушки. Именно на них и возлежала Гарриет. – Я не буду рожать на дому. Я буду рожать в больнице.

– Полагаю, что лучше предоставить решение этого вопроса мне. Ты уже на девятом месяце и не можешь рассуждать здраво. Это гормоны. Почему бы не оставить все важные вопросы мне? – Гарриет не опекала Мэдди, а просто-напросто отсекала ее. – Потому что это не ваш ребенок. А мой.

Когда Гарриет сердилась, она развивала бурную деятельность, и в результате выпалывались сорняки, подшивались горы бумаг и документов, чистились ковры. Сейчас же она принялась за Мэдди: усадила ее на стул, поставила ее ноги на подушку, подсунула другую подушку ей под спину.

– Давай взглянем фактам в лицо, ладно? Вот ты на сносях, без денег, без крыши над головой, без мужа. Ты недалеко ушла от безответственной избалованной девчонки. Ты не готова к тому, чтобы воспитывать ребенка, который вот-вот появится на свет. Малышке нужна я. – Она успокаивающе улыбнулась. – Ты, конечно же, останешься ее биологической матерью.

Мэдди показалось, что кто-то провел ледяным пальцем по ее спине. И дело было вовсе не в холоде. За окном вороны жаловались на свою судьбу мрачным, как похороны, небесам. И комната, и весь дом, и природа действовали угнетающе. Тучи, похожие на серое стеганое одеяло, уже много недель закрывали пейзаж, и надежды на просвет не было. Мэдди не любила выходить из дома, она боялась, что ударится головой о небо.

– Перед нами стоит задача создать новое поколение женщин. Умных, неукротимых, честолюбивых. Видишь ли, ребенка можно запрограммировать на успех. Естественно, любовь является обязательным условием достижения цели. В том-то и секрет. Но почему бы не предоставить все это мне, а? В ближайшее время ты будешь мало отличаться от кататоника. Так что не надо забивать свою очаровательную головку всякой чепухой, – заявила Ведущая Феминистка Оксфорда. Мэдди затошнило. Обнаружив у себя в руке стакан – очевидно, она забыла поставить его на стол, когда побежала к Гарриет, – она с жадностью выпила воду.