Китайская шкатулка - Барбара Вуд Страница 57

— Тебе необходимо имя, Гармония, — совершенно неожиданно заявил мистер Ли однажды знойным утром, занимаясь своими картинами.

Его слова поразили меня, потому что я решила, что он заговорил об имени моего отца. Но потом я поняла, что моя догадка неверна: ведь я ничего не говорила соседу о моей тайне.

Между тем мистер Ли был прав. Когда я сказала, что вор, ограбивший мою квартиру, оставил мне мою личность, это было не совсем правдой. У меня оставалась только половина индивидуальности: я была Совершенной Гармонией, но у меня не было фамилии.

— Когда ты найдешь своего отца, — говорила мне мама в последние дни в Сингапуре, — он признает тебя своей дочерью. Он сделает тебе настоящее свидетельство о рождении, и ты станешь носить его фамилию.

Я не носила фамилию моей матери, потому что она опозорила семью и больше не принадлежала к своему классу. Она не имела права носить фамилию своего отца, и ее звали просто Мей-лин. Мне пришлось приехать в Америку, чтобы получить фамилию, а вместо этого я выяснила, что мой отец утонул и меня связывает с ним только его кольцо и письмо, написанное им моей матери.

Для суда этих доказательств было недостаточно. Во всяком случае, так утверждали два адвоката — сначала китаец, потом американец, — к которым я обратилась. Каждый из них сказал мне:

— Тебе не на что опереться.

Но я не хотела отступать и обратилась к третьему адвокату. Он заявил, что огромный дом за высокой оградой — особняк Барклеев — должен был принадлежать мне. Адвокат выяснил, что у Ричарда Барклея не было кровных наследников, только приемный сын, так что я была его единственным ребенком. Адвокат сказал, что я могу попытаться отсудить дом, но на это уйдет много времени и денег.

Однако я вовсе не хотела получить огромный дом со множеством комнат и окон. Мне нравилось жить над «Счастливой прачечной», потому что теперь я снова вернулась на третий этаж в просторную квартиру с привольно летающим ци и счастливой ориентацией на запад и восток. Теперь мои лекарства хорошо продавались.

Я хотела только получить фамилию.

— Ты не можешь доказать, что письмо написано именно твоей матери, — сказал мне один из адвокатов.

— Ты не можешь доказать, что именно Ричард Барклей подарил ей кольцо, — добавил другой.

А третий закончил:

— Фиона Барклей — очень богатая и влиятельная женщина. Ты никогда не выиграешь дела, она никогда не позволит тебе носить ее фамилию.

А четвертый взял мои деньги и заявил:

— Что я могу посоветовать? Отправляйся назад в Китай!

Правда, адвокаты не могли с уверенностью сказать что-либо о письме: я никогда его им не показывала, потому что обещала матери показать письмо только отцу. Но это было единственным доказательством того, что Ричард Барклей приходился мне отцом! Что еще я могла предпринять? Мне уже исполнилось девятнадцать, а по документам — двадцать один. Мне пора было иметь фамилию.

Сначала я решила отнести письмо Гидеону: я знала, что могу доверять ему. Но я не могла положиться на собственные чувства. Мне было легче, когда меня мучило сознание, что я влюбилась в собственного брата. Но когда я узнала, что мы не родня и что я просто полюбила мужчину, это стало непосильной ношей. Потому что немедленно возникал вопрос, сможем ли мы когда-нибудь быть вместе…

Гидеон вернулся в Сан-Франциско ровно через год после того, как он уплыл в дальние страны, унеся с собой мое сердце. Все эти двенадцать месяцев я посвятила травам, пытаясь сделать мои лекарства известными всему Чайнатауну. Меня даже начали приглашать к пациентам — в основном к старикам, которым был не по карману более дорогой доктор, или к тем, у кого совсем не было денег. Конечно, это был скромный старт: ко мне относились с недоверием, так как я была очень молода. Но рассказы обо мне распространялись быстро, и моя репутация пошла в гору. Так что мне некогда было в то время скучать по Гидеону. Дни заполнялись работой, ночами я крепко спала. Мне некогда было тосковать.

Но однажды я прочитала в газетах, что в особняке Барклеев был устроен вечер в честь возвращения Гидеона, на который пригласили мэра Сан-Франциско, многих известных звезд кино и политиков. Я снова почувствовала, как в груди забилось сердце и в него вернулась сладкая печаль.

Но потом мой взгляд упал на фотографию. Блондинка Оливия стояла рядом с Гидеоном, положив руку ему на локоть. Она — «просто друг», чью фотографию Гидеон носил в бумажнике, — смотрела на него с сияющей улыбкой, и я поняла, что моя любовь напрасна.

Так что, когда Гидеон прислал мне записку с посыльным, спрашивая разрешения прийти навестить меня, я не ответила. Неделю спустя я получила еще одно послание и просто отослала посыльного. Третью записку принес сам Гидеон.

В то время я снимала комнату на задворках торговой компании мистера Хуана, чтобы травы и минералы, которые я у него покупала, не залеживались долго, а сразу отправлялись на рабочий стол. Маленькая бригада из четырех девушек помогала мне готовить, упаковывать, а потом и разносить мои лекарства.

У нас была очень скромная фирма: каждый крохотный пакетик, каждую бутылочку, каждый керамический горшочек мы наполняли вручную, наклеивали ярлык, заворачивали и упаковывали в коробки. Одна из моих девушек кисточкой писала на этикетке по-китайски и по-английски название, дату производства и состав. Многие торговцы травами не указывали составляющие из страха, что другие могут сделать точно такое же лекарство. Но я знала, что у людей бывает аллергия на некоторые травы, и не хотела рисковать их здоровьем.

Сначала продавцы в Чайнатауне неохотно брали на реализацию мои лекарства. Они говорили:

— У нас полно «Красного Дракона». Зачем нам твои?

Тогда я обошла всех, дала каждому по три бутылочки «Золотого Лотоса», по три пакетика «Блаженства», по три баночки бальзама «Красота и Ум» и сказала:

— Если продадите это, деньги оставьте себе. А о следующей партии мы договоримся. — Настолько сильна была моя вера в мои лекарства.

Они продали эти девять упаковок и попросили еще. Так я начала получать прибыль.

И вот наступила годовщина того дня, когда мои молитвы были услышаны, когда богиня Гуань-инь заговорила голосом моей матери и научила меня слушать чувствами и памятью, а Гидеон Барклей снова вернулся в мою жизнь.

В фартуке мясника, убрав длинные волосы под белую хирургическую шапочку, я размешивала очень нежный бальзам на плите, размягчая до нужной консистенции твердый воск, прежде чем добавить вазелин и первые травы. И вдруг услышала, что мои девушки перестали шептаться — на моей «фабрике» никогда еще не стояла такая тишина. Я обернулась посмотреть, что случилось. Дверь загородил высокий американец, его лицо стало еще более загорелым, а волосы отросли длиннее. И он улыбался — хотя и не так по-мальчишески, как в тот день в аптеке.

— Привет, Гармония, — поздоровался он.

Мои девушки захихикали и вернулись к работе. Я поставила Джуди Вон размешивать бальзам, а сама вышла на улицу с Гидеоном, даже не сняв фартук и шапочку.