Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд Страница 57

Спустя три месяца, весной 1588 года, двенадцатилетняя Беатриче Карафа вышла замуж за своего шестнадцатилетнего кузена Марка Антонио Карафа. Мария неохотно согласилась — только потому, что это был единственный путь, приемлемый для ее мужа и в то же время по душе дочери, Честь Карло оставалась незапятнанной, а Беатриче была в восторге. Ее будущее как члена известной фамилии, к которой она принадлежала по праву рождения и к которой ее тянуло, было обеспечено. К тому же она была теперь женой своего любимого кузена Марка Антонио, который научил ее пользоваться стилетом, и теперь она была дважды Карафа. Никогда больше ей не нужно будет ездить в замок Джезуальдо. Никогда больше не нужно будет выносить уколы принца Карло и влачить унылое и одинокое существование. Они с Марком Антонио построят корабль и поплывут в Венецию, в Константинополь, в Новый Свет. Беатриче сияла. Наблюдая за ней, Мария поняла, что серьезность ее дочери объяснялась не рано развившимся умом, а тем, что она была несчастна. Никогда прежде Беатриче не чувствовала себя защищенной и счастливой. А теперь — да. Со своей стороны Марк Антонио радовался роли мужа и главного защитника своей забавной и авантюрной маленькой кузины. Эта пара напомнила Марии ее с Федериго. Как только Беатриче и Марк Антонио обвенчались, настороженность Марии улетучилась, и она признала мудрость Мадделены.

Поразмыслив, она также поняла, что Беатриче была архитектором собственного счастья. Она осуществила свое желание жить с теми, с кем была связана узами родства. Мария слушала с улыбкой ее планы покорять моря и снова вспоминала о Констанце д’Авалос. То, чего желала Беатриче сейчас, было детской мечтой, но когда она станет зрелой, и ее стремления соответственно изменятся, быть может, она отвергнет ограничения, накладываемые на слабый пол, и создаст свой собственный мир, по своему вкусу, в котором будет блистать.

Отказавшись от надежд на собственное счастье, Мария начала жить жизнью Беатриче, часто навещая дочь и черпая у нее энергию. Мария медленно оправлялась после рождения Эммануэле, но радость за Беатриче скрашивала ее дни. Если бы только она знала, что это будет бурный год в ее жизни, в который она рухнет в глубины отчаяния, а потом возродится к новой жизни, — она, наверное, снова улеглась бы в постель.

Марии не давали покоя упомянутые Мадделеной слухи о Карло. Она умоляла ту хотя бы намекнуть на характер этих слухов, но тщетно. Она попыталась не думать об этом, но ей не удавалось выкинуть из головы мысль, что Карло связан с чем-то настолько ужасным, что об этом невозможно сказать. Она подумывала о том, чтобы затронуть эту тему в беседе с Карло, но это невозможно было сделать тактично. Если Карло хотел скрыть какую-то сторону своей жизни, то он, конечно, не откроется ей. Ее любопытство вызовет у него презрение, так как он считал сплетни и тех, кто к ним прислушивается, достойными только презрения. В последнее время Карло стал относиться к Марии с уважением, и она даже предположила, что, возможно, он ее любит. Ей не хотелось портить эти новые отношения между ними. Хотя она едва замечала тех, кто окружал ее во время болезни, она чувствовала, что Карло боится ее потерять.

Оставалось лишь одно. Поскольку слухи исходили от слуг, нужно, чтобы о них разузнал слуга. Марии на ум сразу пришла Сильвия. Однако, несмотря на покровительственное отношение той к Марии, Сильвия была так воспитана, что в первую очередь была предана мужчине в доме. Правда, это скорее имело отношение ко второму мужу Марии, нежели к нынешнему супругу, но теперь, когда Сильвия обожала Эммануэле, вероятно, наметился перевес в пользу Карло. В последние месяцы служанке, вероятно, казалось, что Карло любит Эммануэле сильнее, чем Мария, так как он уделял ребенку гораздо больше внимания. Как бы ни была Сильвия предана Марии, ей нельзя было всецело доверять, а подобная миссия требовала абсолютного доверия.

Лаура. Оставалась только Лаура. Молодая женщина была горничной Марии с первых дней ее брака с Федериго. Она бы никогда не предала свою госпожу. Кроме того, Лаура нравилась слугам мужского пола, и, возможно, они бы ей открылись. Может быть, они даже получили бы удовольствие, рассказывая ей что-нибудь непристойное. Но хватит ли у Лауры смекалки и хитрости, чтобы не выдать участия в этом деле Марии? Может быть, и нет. Мария содрогнулась, молясь Богу, чтобы то, в чем замешан Карло, не было слишком ужасным и неприличным.

Ей припомнилось, что неприятный дядя Карло, Джулио, что-то говорил об алхимии. Хотя церковь считала ее занятием, связанным с дьяволом, Мария слышала о тайных обществах, состоящих из интеллектуалов, питавших к алхимии научный интерес. Возможно, Карло принадлежал к одному из них. Возможно, он проводил эксперименты в той загадочной запертой комнате в своих апартаментах. Но Мадделена намекала на что-то еще более мрачное.

Эти мысли мучили Марию по нескольку раз в день. Если она хочет полностью восстановить свое здоровье, нужно покончить с нерешительностью. Мадделена права. Ей нужно оглядеться и навести порядок в своем доме. Либо следует хорошенько наставить Лауру в вопросах интриги, либо искать другие пути раскрыть тайну Карло.

Во время беременности и болезни Марии дядя Карло, дон Джулио, держался на расстоянии, и Мария позабыла о нем. Однако теперь, когда Мария считалась здоровой, он снова вернулся к своим намекам. Он явился засвидетельствовать свое почтение и познакомиться с новым двоюродным внуком. Мария послала Карло записку, в которой просила присутствовать при этом визите, но он отказался. С рождения Эммануэле Карло отдался творчеству — он как безумный сочинял музыку. Только два дня назад он решил опубликовать получившиеся в результате мадригалы. Поскольку это был его первый опубликованный труд, он пребывал в волнении.

Несмотря на отсутствие Карло или, точнее, благодаря ему, Мария подчеркнуто отнеслась к визиту дона Джулио как к соблюдению установленных семейных правил. Она без улыбки сообщила ему, что находит его присутствие приемлемым; только и всего. Он в ответ с жаром поцеловал ее руку и рассыпался в комплиментах по поводу того, что она стала еще красивее.

— Ваша болезнь сделала вас еще более неземной! Вы просто воздушны! Вы словно сошли с небес. Вчера я только любил вас. Сегодня я вам поклоняюсь.

Беря пример с непревзойденного мастера утонченного хамства, своего мужа, Мария в ходе этих изъявлений чувств отняла свою руку, поднялась и вышла из комнаты.

Не смутившись этим, дон Джулио вернулся спустя два дня. Сцена повторилась, хотя на этот раз было больше пыла с его стороны и меньше грубости — с ее. Поэтому после того, как он осмелился поцеловать ей запястье, и она выдернула руку, вскрикнув от отвращения, и направилась к дверям, ее вдруг осенило. Пора было положить конец этим визитам.

Мария вернулась и раздраженным жестом указала, чтобы он снова сел. Она стояла возле кресла дона Джулио, с презрением глядя на него сверху вниз, — этот фокус она тоже переняла у Карло.