Черная пантера - Барбара Картленд Страница 57

— Пойдемте, — услышала я ласковый голос матери-настоятельницы.

Мы вместе спустились вниз. Она провела меня в свой кабинет.

— Вот, выпейте, — сказала она, подавая мне мензурку.

Я сделала так, как она говорила, просто потому, что была не в силах спорить. Я почувствовала, как микстура обожгла мне горло, и, поставив мензурку, сжала руки, чтобы сдержать накатывавший на меня приступ рыданий.

— Вам надо держать себя в руках, — посоветовала мать-настоятельница, — я сомневаюсь, что Элизабет Батли несчастлива.

— Дело не в этом — просто у нее было так мало хорошего в жизни, так мало счастья, и мне хотелось бы, чтобы она пожила подольше и нашла хоть частичку того, чего была лишена.

— Возможно, ее ожидает еще большее счастье, — проговорила мать-настоятельница.

Я подняла на нее глаза, и с моих губ сам собой сорвался вопрос:

— Вы уверены, что после смерти есть жизнь?

— Совершенно уверена, — просто ответила она. Внезапно ее лицо озарилось внутренним светом, превратившим морщинистую старуху в настоящую красавицу.

Я больше ни о чем не успела ее спросить, так как дверь открылась, и вошел Филипп. Он был бледен, и я поняла, что, несмотря на свое внешнюю сдержанность, он очень переживает и подавлен. Он опустил на мое плечо руку, как бы пытаясь успокоить меня. Потом он повернулся к матери-настоятельнице — Может, нам стоит остаться? — спросил он. — Что мы можем сделать?

— Ничего, — ответила она. — Думаю, вам лучше отвезти вашу невесту домой. Леди Батли будет здесь минут через сорок. Я могла бы позвонить вам, если вы хотите с ней увидеться.

— Позвоните мне в том случае, если я понадоблюсь ей, — сказал Филипп. — Дайте мне знать, если состояние изменится, хорошо?

— Конечно, — проговорила она. — Вы будете в Чедлей-Хаусе?

— Мы сейчас едем туда, — ответил Филипп. Я протянула руку матери-настоятельнице.

— До свидания, спасибо.

— До свидания, моя дорогая. Да благословит вас Господь.

Нашу машину окружила стайка мальчишек, мечтавших потрогать серую краску. Их сдерживало только присутствие шофера. Мы с Филиппом сели, и машина тронулась с мест. Я не воспротивилась тому, что Филипп приказал ехать к Чедлей-Хаусу. По приезде он дал указания дворецкому, чтобы тот соединил его с Анжелой и теми людьми, с которыми мы должны были ужинать. Я не знаю, о чем он с ними говорил, потому что поднялась наверх в его гостиную, легла на диван и закрыла глаза.

— Я отменил сегодняшний прием, — сказал Филипп, входя в комнату, — и все Объяснил твоей сестре. Я приказал подать легкий ужин сюда. Я была благодарна ему за заботу. Он прикурил сигарету и сел рядом со мной.

— Закрой глаза, Лин. Постарайся заснуть. Мне не хотелось говорить, поэтому я слабо улыбнулась и закрыла глаза, хотя знала, что заснуть не смогу.

Прошел почти час, когда раздался резкий звонок телефона, заставивший нас вздрогнуть. Филипп подошел к столу и взял трубку.

— Да, говорит сэр Филипп Чедлей. Спасибо, что сообщили мне. Леди Батли приехала? Отправилась домой? Большое спасибо. Я заеду утром. Спокойной ночи. Я поднялась с дивана.

— Она умерла, — мои слова прозвучали скорее как утверждение, а не как вопрос.

— Она тихо скончалась двадцать минут назад, — ответил он. — Вскоре после нашего ухода она впала в бессознательное состояние. Ее мать не успела к ней.

— Я рада. — Сообразив, что Филипп не понял меня, я добавила:

— Рада, что именно ты оказался последним, кого она видела. Она любила тебя, Филипп.

— Я знаю, — проговорил он. — Все это было безнадежно. Что я мог сделать?

— Я уверена, что здесь нет твоей вины, — сказала я. — Родственники Элизабет из кожи лезли, чтобы подыскать ей хорошую партию, а ты был добр к ней. Она все рассказала мне, она ни в чем не винила тебя. Она просто любила тебя. — Мой голос дрогнул.

Филипп обнял меня за плечи.

— Постарайся не быть такой несчастной, Лин, — попросил он.

— Я не несчастна, — ответила я. — Думаю, Элизабет не будет сожалеть о том, что оставила в этом мире. Просто… о, я не знаю… это ужасно бессмысленно — любить, страдать и вот так умереть, без всякой причины.

— А разве у других жизнь складывается иначе? — спросил он.

— Возможно, ты прав, — проговорила я, а потом задала тот самый вопрос, который уже один раз задавала сегодня:

— Ты веришь в существование жизни после смерти?

Он отпустил меня и опустился в низкое кресло, которое стояло возле камина.

— Не знаю, — ответил он.

Я села на коврик у его ног и подняла на него глаза.

— Почему нам ничего неизвестно? — спросила я. — Почему у других, вроде матери-настоятельницы, есть твердая вера, абсолютное понимание этого вопроса, а мы с тобой теряемся в сомнениях?

— Я отдал бы полжизни за то, чтобы быть столь же уверенным, — проговорил Филипп, причем в его голосе слышалось страдание.

— Почему? — почти неслышно промолвила я. Я боялась спрашивать, я боялась, что он отвернется от меня, и все же я с некоей странной для самой себя ясностью сознавала, что момент настал — момент, когда Филипп решится заговорить со мной и рассказать правду о себе.

— Почему? — переспросил он. — Потому, что будь я уверен в этом, я был бы спокоен. Я нашел бы умиротворение и освободился бы от пытки, которая мучает меня со дня ее смерти.

— Элизабет не боялась смерти, — мягко проговорила я.

— Я знаю, — сказал он. — Но Надя боялась. Она кричала, Лин, а я так и не смог забыть этот крик.

— Почему она так поступила? — прошептала я.

— Не имею ни малейшего представления. Если бы я знал, если бы она вернулась и рассказала, почему! Неужели ты думаешь, что я не мучился этим вопросом — днем и ночью, год за годом я спрашивал себя, почему? Ведь мы не ссорились, я решил, что она поддразнивает меня. Я думал, что она хочет испытать мои чувства, что в следующую минуту она улыбнется и мы окажемся в объятиях друг друга. Временами у нее бывала депрессия — а какой художник защищен от подобных состояний? Но эти явления были преходящими — маленькое облачко на лазурном небосклоне счастья. Я слишком сильно любил ее, чтобы не верить ее словам. Теперь же я понимаю, как быстро она могла перейти от слез к смеху. В тот вечер я был нежен с ней, я не сказал ничего такого, что она могла бы как-то не правильно истолковать. И вдруг она, прямо у меня на глазах, перекидывается через парапет — и кричит.

— Должно быть, у нее была причина, — настаивала я. — Обязательно.

— Но какая? — спросил Филипп. — Самой очевидной причиной могло бы быть, естественно, замужество, но мы так часто обсуждали этот вопрос. Именно она сказала, что мы не можем пожениться. Я как сейчас слышу ее голос:» Филипп, у тебя большое будущее, и я горжусь этим. Я хочу, чтобы ты преуспел, меня вполне удовлетворит стоять в тени твоего трона, быть на втором плане «. В тот последний вечер, когда она пришла ко мне, она опять заговорила о замужестве. Я решил, что она шутит. Клянусь тебе, Лин, я думал, что она дурачится? Я сказал ей, что должен ненадолго уехать и что я не могу взять ее с собой. И во время нашего спора, во время нашего разговора, который, как мне казалось, был полушутливым, она упала.