История Икс - А. Дж. Моллой Страница 58

А теперь я. Но иначе он бы мне не достался.

— Ах, госпожа Бекманн. Что новенького на Риальто?

Это Марк. В наряде стиля ампир. Выглядит он бесподобно: вылитый Дарси [82], но более смуглый и высокий. На нем узкие черные брюки, может, это и бриджи, уходящие в кожаные ботфорты. Выше пояса — довольно простая белая рубашка с высоким воротником, роскошный лиловый жилет и длинный распахивающийся фрак очень темного цвета. Костюм Марка дополнен щегольским цилиндром. Я же без головного убора, но мои волосы уложены в великолепную прическу: кудри выглядят естественно и даже слегка растрепанно, хотя это лишь видимость. Очень умно.

Держа в руке белые шелковые перчатки, Марк ступает на мраморный причал и кланяется.

— Только посмотри на себя. — Он указывает на платье, подходит ближе, берет мою руку в белой перчатке и галантно целует. — «Она идет во всей красе, — бормочет он. — Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены» [83].

Рука Марка ложится на спрятанную за муслином талию, он нежно целует меня в губы.

— Celenza, — слегка отталкиваю его я, словно в протесте.

Но нет, я не сопротивляюсь.

Марк довольно улыбается:

— Ты готова к четвертой?

Готова ли я? Не уверена. Внутри я как комок нервов. Но есть еще кое-что — решимость. Я уже призналась Марку в любви, обратного пути нет.

Я приседаю в притворном реверансе, но выходит у меня плохо.

— Si, Celenza. Думаю, да.

— Ты выглядишь весьма правдоподобно. Американская принцесса в Венеции, необъяснимым образом перевоплотившаяся в Элизабет Беннет [84]. — Он бросает взгляд через мое плечо. — А теперь пора к гондоле.

Поворачиваюсь и вижу, как из мерцающей темноты появляется продолговатый черный силуэт гондолы. Лодка бесшумно подплывает к нашему причалу. Гондольер, конечно же, очень симпатичный.

— Signor Roscarrick?

— Si.

Узкая черная гондола с обитыми алым шелком сиденьями. Марк помогает мне спуститься в лодку, я сажусь на роскошные подушки, Марк — рядом со мной. Я взираю наверх, на ясное летнее небо.

Ноздри приятно ласкает аромат его геля для душа. Марк благоухает чистотой, а в наряде ампир он ослепительно красив. Как же я хочу его. Хочу в Венеции. Хочу заняться сексом прямо здесь и сейчас. Удовлетворить моего лорда в гондоле.

Гондольер неспешно рассекает воду веслом, мы плавно движемся по Гранд-каналу. Парень напевает под нос какую-то песенку. Это, конечно, избито, но в то же время и нет. Почему бы и не запеть, будучи гондольером в Венеции? Ну где еще, скажите, где еще в целом свете стоит запеть на работе, как не здесь?

Весь город тоже безмолвно подпевает этим теплым летним вечером, умиротворенным и прекрасным в своем совершенстве. Когда проплываем под мостом Академии, сверху на нас с любопытством взирают чьи-то лица, наблюдая за этой сценой из венецианского фильма, а мы — звезды кино. Это фильм про Икс и Марка.

Я сплю. Нет, я не сплю. Мы и вправду здесь, проплываем Палаццо Фортуни и Ка’Реццонико, проскальзываем под белой аркой Риальто, рассматриваем дома, где умер Вагнер, где жил Марко Поло, дома, где писал Стравинский и грустно вздыхал Генри Джеймс, дома Браунинга, Тициана, Казановы, дворцы поэтов, дожей, принцев и куртизанок. Плененная этим великолепием, я лежу на подушках и держу Марка за руку. По-прежнему сплю, не собираюсь пробуждаться. Не хочу. Бормочу себе под нос: «Она идет во всей красе. Светла, как ночь ее страны…»

Только теперь я понимаю, что Байрон писал не про женщину, а про Венецию. Город и есть эта вздорная, капризная и опасная соблазнительница, ускользающая, едва сверкнув очами, но все же выносливая, невзирая на ежемесячные паводки. Венеция — мрачная, прекрасная, депрессивная поэтесса, постоянно пытающаяся утопиться в озере.

Ладонь Марка незаметно скользнула мне под платье.

Ничего не говорю. Лишь указываю на очередной палаццо, очень суровое серое здание.

— Это же дом Байрона, да?

— Так и есть. Палаццо Мочениго.

Ладонь по-прежнему ползет вверх по моим ногам, в поисках своей цели.

— Он здесь жил, — говорит Марк. — С лисой, волком, как минимум с двумя обезьянками и хилым вороном.

Пальцы наконец достигают центра наслаждения, ласкают меня.

— Хилый ворон? — невинно произношу я, стараясь говорить ровно.

— Кажется, ворон испустил дух. И как раз здесь любовница Байрона грозилась утопить себя в Гранд-канале. И выжила.

Гондольер легким движением меняет направление лодки. Марк убирает руку из-под юбки, а я испытываю прилив разочарования. Ведь я изнываю от желания. Мне ужасно хочется наклониться вперед, расстегнуть молнию на изящных черных бриджах и обхватить ртом достоинство моего лорда.

Боже, что же творят со мной мистерии?

Не важно, мне нравится. А еще я влюблена в Венецию. Мы направляемся на север, вверх по более узкому каналу. Пока мы плывем, я цепляюсь взглядом за каждую мелочь: манящие боковые каналы, целующаяся парочка в темной узкой улочке, словно ее никто не видит, крошечная церквушка, отражающаяся в черной масляной воде. Кто-то поет в озаренной желтым светом комнате, другая гондола везет плачущую женщину, по черным переулкам скользят огни, упираясь в стену с готическими окнами, которые закрыты ставнями.

— Марк… — Я крепче сжимаю его руку. Четвертая мистерия все ближе и ближе. — Поцелуй меня.

Он наклоняется и страстно впивается в мои губы, затем отстраняется.

— Видишь нас? — спрашивает он, и я понимаю, что он говорит про созвездие Нас: рядом с Орионом.

Я киваю, сдерживая желание разрыдаться.

— Да, я вижу Нас, Марк, вижу.

Самое поразительное здесь — тишина. Венеция в ночи. Ни машин, ни рева моторов. Может, это самый тихий город в мире? Лишь приглушенные всплески воды на средневековом мраморе и нежные напевы гондольера. И среди этого — тишина. Пустота, прекрасное безмолвие, будто город на грани вымирания.

Гондола везет нас к окраине Венеции. Я привстаю и вижу выход в более широкую лагуну. Возможно, блистающие огни Мурано, затем низкие очертания темного и мрачного кладбищенского острова: острова мертвых.

— Почти приплыли, — по-английски говорит гондольер.

Ему даже не стоило упоминать это, я и сама знаю, что мы приближаемся. Внезапно нас окружают другие лодки, гондолы, водные такси, очень много такси. На причале лагуны стоят на якоре вапоретто. Из лодок и гондол выходят люди в элегантных нарядах, изысканных, как у нас с Марком, костюмах в стиле ампир. Женщины в платьях из тонкого муслина и газа, из восхитительного атласного шелка; корсажи, шемизетки, бальные платья — все в стиле ампир и Директории. Мужчины в подогнанных по фигуре фраках, белых рубашках с воротником-стойкой, шелковыми шейными платками с застежкой.