Шкатулка с драгоценностями - Анна Дэвис Страница 58

— Кое-кто скажет, что это побоище затеял я. А ты как думаешь?

— Я не знаю.

Нэнси разговаривала с Крамером. Грейс не слышала, что она говорит, но как бы то ни было, ее слова возымели магическое действие. Он, казалось, обмяк, гнев прошел. Тогда она гневно повернулась к О'Коннеллу:

— Что вы наделали?

— А вы, должно быть, прелестная Нэнси?

Дики говорил с двумя швейцарами, убеждая их отпустить Крамера. В конце концов они его отпустили, и Нэнси тотчас же взяла его за руку и подняла. Дики, о чем-то оживленно говоря с Нэнси, взял его за другую руку. Напомаженные волосы Дики растрепались, жирные прядки прилипли к лицу. Обернувшись к залу, он громко произнес:

— Все! Интермедия закончена. Слышите? Простите нас, пожалуйста!

И они вместе полупронесли, полупротащили Крамера мимо Грейс и О'Коннелла вниз по лестнице и из клуба.

— Знаешь, Грейс, я много где бывал, много видел, но в дамской комнате нахожусь впервые. Жаль только, что у меня нет с собой блокнота.

О'Коннелл сидел на краю мраморной стойки за раковинами. Рядом с ним валялась груда окровавленной, промокшей ткани. Грейс тампоном промывала ему губу и нос. Держался он стоически, но часто морщился и стонал.

— По-моему, эту губу надо зашить, — сказала она. — Поедем-ка в больницу!

— Не надо. Все будет в порядке. — Губа достаточно распухла, и слова были неразборчивы. — Эй, леди! — обратился он к единственной посетительнице, прихорашивающейся перед зеркалом у соседней раковины. — Эта помада слишком розовая для вас. Вам нужен тон потемнее, чтобы оттенить ваши рыжие волосы.

— А вам вообще не следует находиться здесь, — огрызнулась женщина. — Ему нельзя здесь находиться!

Грейс безмолвно извинилась перед женщиной, которая прошла мимо них и вернулась на вечеринку.

— С каких это пор ты стал специалистом по макияжу?

— Просто пытался дать полезный совет. Но мне это никогда не удавалось.

— Точно. Так и должно быть. — Она схватила груду тряпок и выбросила их в ведро. Затем вынула из шкафа полотенце. — Приложи его к лицу!

— Твое платье тоже в крови. — Он взял полотенце и промокнул лицо.

Грейс посмотрела на свое отражение в зеркале. Она выглядела усталой и несколько печальной. О'Коннелл, несмотря на кровь и распухшее лицо, был явно бодрее.

— Тебе это нравится, что ли? — спросила она.

— Ну, это же вечеринка. А от вечеринок надо получать удовольствие!

— Что ты сказал Джону?

— Ах, он уже Джон? Он пьян. А с точки зрения сухого закона это для меня оправдание.

— Значит, это не было спровоцировано? Он ударил тебя без всякой причины?

Вздох. Его распухшее лицо стало серьезным.

— Это наше с ним прошлое. Тебя оно не касается.

— Почему ты не рассказал ему, что произошло в тот день, когда умерла Ева? Пять лет этот человек мучился неизвестностью и предавался самым мрачным мыслям. Расскажи ему правду, какой бы она ни была. Да, она выбрала тебя, но разве она из-за этого вдоволь не настрадалась?

О'Коннелл опустил окровавленное полотенце и осторожно приложил руку к лицу, слегка коснувшись губы и носа. Исследовал.

— Дорогая моя девочка, следует ли мне напомнить тебе, что ты на днях оставила меня? Что ты сбежала в Лондон, пока я спал? Даже не черкнув из вежливости прощальной записочки? Я… тронут, так скажем, твоим интересом к моей личной жизни, но, если честно, это никогда тебя не касалось и еще меньше касается сейчас.

Грейс тяжело сглотнула.

— А ты подумал, почему я сбежала? Ты хотя бы потрудился встать и обнаружить, что я ушла?

Он издал звук, который мог быть как смехом, так и криком боли.

— Хочешь знать, что всегда потрясало меня? Однажды можешь испытывать к человеку сильные чувства… я имею в виду, те большие сильные чувства, которые господствуют над всем твоим миром, затмевая все остальное… а затем, на следующий день, просыпаешься, и эта невероятная любовь, которую ты чувствовал день, год, сколько там еще, исчезла. Пфф, как дым. И ты ничего не можешь сделать, чтобы вернуть ее. — Он положил полотенце и принялся мыть руки.

— Я знаю. Ты сказал это для того, чтобы причинить мне боль, — сказала Грейс. — Но мне тебя жаль. Ужасно, наверное, быть таким одиноким и опустошенным, как ты. Играть в твои глупые, бессмысленные игры с головами и сердцами людей.

О'Коннелл по-прежнему потирал руки под струей воды, от которой уже поднимался пар.

— Ты влюблена в Джона Крамера, Грейс?

Она вздохнула.

— Надеюсь, тебя ждет приятная поездка в Нью-Йорк. Не обижай Маргарет. Она будет стараться изо всех сил и заслуживает хорошего отношения.

— Конечно, я буду добр с ней. Почему я не должен быть добр к своей новой секретарше? Тебя слишком далеко заносит в твоей теории относительно меня. — Он по-прежнему мыл руки, от воды поднимался пар, и его кожа начала краснеть. Когда вода стала кипятком, он наконец выключил кран. — Знаешь, было так восхитительно увидеть сегодня твою сестру. Я не ожидал, что она настолько занятна. После всего, что ты рассказывала о ваших отношениях с Джорджем и Стивеном, мне следовало бы догадаться. А теперь бедняга Крамер. Вы двое как пара драгоценных камней в его шкатулке. Мне бы хотелось познакомиться с ней поближе.

— Как тебе не стыдно, О'Коннелл?

Он отряхнул воду с рук. Осмотрел в зеркале свое распухшее лицо.

— В Нэнси есть редкое и прекрасное достоинство. Это можно даже назвать благородством. Она… сногсшибательна!

Дамская комната была слишком маленькой, или он слишком большим. Грейс захотелось поскорее уйти оттуда.

— Снова убегаем, да?

Она заставила себя взглянуть на него в последний раз.

— Ухожу! Есть разница. До свидания, Дьявол. Желаю тебе удачно закончить новый роман!

Грейс проснулась от шума. Стук молотка, сверление, громкий лязг металла отражались в ее голове и доходили до корней зубов. В воздухе стоял запах пыли и кошек. Открыв глаза, она долго не могла сообразить, где находится. Она лежала одна на узкой металлической кровати, в одном нижнем белье. Ничего знакомого. Загроможденный туалетный столик, покрытый шелковыми салфетками, огромный, несколько зловещего вида платяной шкаф, обои на стенах, когда-то, наверное, кремовые, а сейчас ставшие бежевыми.

Ей понадобилось мгновение, чтобы все вспомнить. Тогда она встала и завернулась в совершенно не идущий ей желтый халат, лежавший на постели.

Возле спальни располагалась крошечная кухонька, где Маргарет, полностью одетая, в очках, наполняла старенький чайник и ставила его на одну из двух конфорок. Насыпала заварку в заварочный чайник.