Рапсодия - Джудит Гулд Страница 58

Миша положил руку ей на плечо. Она его оттолкнула.

— Когда они от меня отставали, за дело принимался отец. А когда я попыталась рассказать матери, она избила меня до полусмерти, за то, что я их якобы сама завожу. Искушаю — так она сказала.

Она взглянула на Мишу, потом снова отвернулась. Ему хотелось обнять ее, утешить, однако он побоялся, что она снова его оттолкнет.

— Примерно с двенадцати лет я начала уходить из дома. В пятнадцать убежала насовсем и с тех пор в этот гадюшник не возвращалась. Разъезжала по стране с парнями из рок-групп. Они меня кормили, давали крышу над головой, выпивку и наркотики. А я за это давала им все, что они от меня хотели. Ты понимаешь, действительно все.

Некоторое время она молчала, опустив глаза, по-видимому, собираясь с силами, чтобы закончить рассказ. Сделала глубокий вдох.

— Я начала фотографировать. Снимала их во время выступлений, за кулисами, во время репетиций, в мотелях, на вечеринках. Это получилось как-то само собой, чтобы убить время. Для развлечения. — Сирина подняла на него глаза. Пожала плечами. — Остальное ты знаешь. Во время интервью с рок-группой кто-то из издателей увидел мои снимки. Так началась моя карьера. Ко мне пришел успех. Когда я это поняла, я начала учиться, совершенствоваться. Потом я познакомилась с Корал Рэндолф. С тех пор все прочее, как говорят, стало историей.

— Да, ты прошла долгий путь…

— Это верно. И я никогда не оглядывалась назад. И больше никогда не буду этого делать.

— Хорошо, что ты мне рассказала, Сирина.

— Ну вот, теперь ты все знаешь. А я больше не хочу об этом говорить, ты понимаешь?

— Да, теперь понимаю. Больше никогда не буду тебя спрашивать.

Она поднялась и пошла в ванную, на ходу вытирая волосы.

У Миши голова шла кругом от всего услышанного. Неудивительно, что у нее нет никаких семейных фотографий. Неудивительно, что она не хочет вспоминать о своем прошлом. Возможно, она даже боится настоящей близости, внезапно пришло ему в голову. Она, наверное, никому не доверяет. И это не странно после такого детства…

Сможет ли он когда-нибудь проникнуть внутрь этого прекрасного, словно отполированного создания? Секс у них просто фантастика. Но пойдут ли их отношения дальше этого хоть когда-нибудь? Допустит ли она?

Учитывая ее ужасный опыт, можно понять, почему она всячески избегает встречи с его родителями. Ему так хотелось познакомить ее с ними… похвастаться ею! Однако до сих пор она от этого уклонялась под самыми различными предлогами. Не этим ли ее ужасным опытом объясняется и нежелание провести хотя бы одну ночь в его квартире? Она часто шутила по поводу ее роскоши, называла его квартиру сокровищницей Аладдина. Может быть, она почувствовала, что это настоящий дом, место, которое он любит, с любимыми вещами? А может, боится, что он изменится в своем жилище, на его собственной территории?

Как бы там ни было, одно он теперь понял: Сирина, несмотря на свою красоту и внешнюю изысканность, несмотря на все свои таланты, глубоко травмированный человек. По-видимому, где-то внутри, в самой глубине ее существа затаились страх и неуверенность. Но самое ужасное — это сломленный дух. Да, она настоящий борец, она способна выжить в самых невыносимых условиях, однако сможет ли она когда-нибудь научиться отдавать себя без страха? Сможет ли когда-нибудь без недоверия принять то, что дают ей?

Позволит ли она ему любить себя?

Сирина уехала в Кению, снимать модели в изысканных туалетах на фоне дикой природы.

Миша играл в Токио, в залах, заполненных до отказа.

Сирина фотографировала в окрестностях Буэнос-Айреса мускулистых мужчин в костюмах лондонских модельеров «для самых крутых парней» на фоне конюшен.

Миша поднимался на пирамиды в Теотиуакане, покорив перед этим своей игрой как критиков, так и публику Мехико.

Сирина где-то в Индийском океане, на одном из Мальвинских островов, отдыхала вместе с Корал и Салли («Извини, Миша, у нас девичник») после особенно утомительных съемок в диких местах Раджастхана.

Они действительно словно корабли, проносящиеся мимо в ночи…

Миша вернулся в Нью-Йорк с чувством одиночества и обиды на Сирину. А красотки фотомодели, готовые каждый вечер бродить по клубам, часто нанюхавшись или наглотавшись наркотиков, ему осточертели.

Он решил позвонить Вере, спросить, не поездит ли она с ним по антикварным магазинам в выходные дни. Та с радостью согласилась, и в субботу они покатили на его маленьком спортивном серебристо-голубом «БМВ». Ехали с откинутым верхом, так, что волосы развевались на ветру.

Объехав несколько магазинов, они с удовольствием пообедали в ресторане Чарлстона. Ночь провели в маленьком романтическом пансионе в Беркшире. Вернулись в Нью-Йорк счастливые, довольные своими приобретениями, но еще больше — обществом друг друга. Они словно вновь открыли для себя друг друга. В воскресенье вечером Вера предложила никуда не выходить, а приготовить что-нибудь дома. Воскресными вечерами, когда все возвращаются из загородных поездок, в ресторанах слишком много народа. В Мишиной прекрасно оборудованной кухне она приготовила восхитительное блюдо — спагетти с артишоками, зеленым луком и красным стручковым перцем. Миша же сделал салат с томатами и оливковым маслом.

Они ужинали, пили вино и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Время от времени Вера вставала с места, переставить или подправить какую-нибудь вещицу так, чтобы она выглядела эффектнее. Предлагала перевесить ту или иную картину. Они вместе решали, куда поставить Мишину новую кровать, которая вскоре должна прибыть, обсуждали, какая ткань к ней лучше всего подойдет.

В последний раз они поднялись к нему в спальню уже поздно ночью, рука об руку, с удовлетворенными улыбками на лицах, с чувством приятной усталости, с ощущением приятно проведенного времени и, главное, истинного наслаждения друг другом. Ночь они провели в сладких неспешных ласках, завершившихся крепким освежающим сном.

Рано утром в понедельник Мишу разбудил резкий звонок телефона. Он протянул руку и отключил аппарат. Заметил, что Вера уже встала и ушла на работу.

Позже, после кофе, гренков и сока, он включил автоответчик, послушать сообщения. Все от Сирины, как он и ожидал. Он знал, что она должна вернуться в Нью-Йорк этим утром. Решил ей перезвонить, хотя обида на то, чтр она так и не выбрала для него время, еще не прошла. По собственному опыту он знал, что, приложив некоторые усилия, а главное, при желании, она могла бы это сделать.

Он снял трубку и набрал ее номер. Услышал хрипловатый голос «Джона Уэйна».

— Салли?

— Кто спрашивает?

— Майкл Левин. Я бы хотел поговорить с Сириной.

— Минутку.

Он услышал громкий стук, как будто она намеренно швырнула трубку. Через несколько секунд раздался голос Сирины: