Янтарные глаза одиночества - Наталия Землякова Страница 58

– Мне привезли его еще в прошлом году из Берлина. Если понадобится, возьми в шкафу что-нибудь из моей одежды.

– Хорошо, – кивнула Элоиза. – Только поторопись, Сендер.

И на этой фразе все очарование и спокойствие будничного в своей простоте почти семейного утра исчезли без следа. Сендер плотно сжал губы, как он обычно делал, если деловые переговоры заходили в тупик. Сейчас тоже был тупик – только личный.

«Поторопись, Сендер»… Что она имела в виду? Торопись вернуться или торопись исчезнуть?» Он так никогда и не узнал ответа на свой вопрос. Но ему с каждым годом, чем дальше отплывало воспоминание об этом единственном в их жизни семейном завтраке, все больше хотелось убедить себя в том, что этой фразой она благословила его на побег.

Но когда ранним утром 23 марта 1939 года Сендер вышел на крыльцо своего дома и огляделся по сторонам, то ему вопреки всему казалось, что ничего еще не решено и все может измениться в самый последний момент.

Он стряхнул со своего прекрасного костюма невидимую пыль, надел шляпу и сел за руль. Его губы еще вздрагивали, не забыв ее прощальных поцелуев. «Я не буду выходить, утром так холодно», – улыбнулась Элоиза. Но как только он исчез в салоне автомобиля, она набросила на плечи плед и вышла на крыльцо.

Завелся двигатель. Через несколько минут машина тронулась с места и покатилась по мелким камешкам, перемешанным с песком. И Элоиза вдруг отчетливо услышала, как прошептали колеса:

– Bye, Eloise.

И слова звучали одинаково на всех известных ей языках:

– Bye, Eloise, вы больше никогда не будете пить чай в Париже.

– Bye, Eloise, вы больше никогда не будете гулять по Мемелю.

– Bye, Eloise, вы больше никогда не будете покупать в Берлине сервиз.

Она только не знала, как звучит «Прощай, Элоиза» на его родном языке. И это ее ужасно расстроило. Но у нее тут же появилась возможность задать ему этот вопрос. Потому что автомобиль вдруг резко остановился, словно увяз во влажной смеси песка и камня. Распахнулась дверь, и появился Сендер – без шляпы, растрепанный. Неизвестно, что делал он эти буквально несколько минут за рулем, но это был совсем другой человек – растерянный и как будто помолодевший. И это вопреки всему делало его красивым и особенно мужественным. Элоиза с тоской поняла, что любит его до спазмов в горле, в руках и даже в сердце. Потому что это был ЕЕ мужчина, неважно, застегнутый на все пуговицы своего изысканного костюма или растрепанный, как мальчишка.

Сендер бросилcя к Элоизе, которая покорно ждала его на крыльце. Но потом вдруг остановился как вкопанный. Он никогда не видел ее такой жалкой. Еще вчера кудрявые прекрасные светлые волосы окончательно развились и свисали прямыми, чуть спутанными прядями. Она зябко куталась в плед, отчего ее плечи казались опущенными и слишком узкими. А в глазах застыла обреченность. Потом, когда мир сдвинется с места и по земле побредут миллионы людей, закутанных в пледы и с отчаянием в глазах, Сендер поймет, что именно так и выглядят те, кто потерпел кораблекрушение или стал невинной жертвой какой-либо другой катастрофы.

– Элоиза, Элоиза…

Он подбежал к ней, взял ее лицо в свои ладони – оказалось, что оно у нее такое маленькое, почти детское. Он раньше не замечал этого. Может быть, потому, что она была выше ростом?

Сендер гладил ее плечи, убирал пряди волос за уши. Он хотел, чтобы ее запомнили не только его глаза, но и пальцы.

– Послушай, если вдруг что-то случится…

– Ничего не случится, я знаю, я точно знаю. Я раньше тебе не хотела говорить, но, знаешь, я же ведьма. Причем потомственная… Видел, сколько шиповника растет на косе? Там похоронены мои сестры, – шутила она невпопад, при этом глаза ее все больше становились похожи на кусочки голубого стекла.

«Слезы», – догадался он спустя какое-то время. У него самого возник такой же стеклянный осколок, только где-то в груди. Было больно.

– Ты знаешь эту литовскую легенду? – продолжала она как ни в чем не бывало. – Когда в Средние века люди сомневались, кто перед ними – честная женщина или ведьма, они убивали ее.

От слова «убивали» он вздрогнул, но продолжал гладить ее лицо.

– Потом хоронили и ждали, какие же цветы вырастут на ее могиле? Если розы и лилия – значит, это была порядочная женщина, а если шиповник – точно ведьмы. Вот только интересно, сколько же честных девушек загубили таким способом? Хотя, если посмотреть, сколько шиповника растет на дюнах, то почти все убитые были ведьмами.

Когда она второй раз так легко и словно между прочим произнесла слово «убитые», он утратил выдержку.

– Элоиза, мне надо ехать. Что тебе привезти? Чего бы тебе хотелось?

Сендер был очень заботливый мужчина. Он умел, как волшебным одеялом, окружить вниманием тех, кого любил. И этой привычке не изменял ни при каких обстоятельствах.

– Пожалуй… – она так сильно задумалась, что даже наморщила лоб, – привези мне французских пирожных, моих любимых e`clair.

Он в знак согласия поцеловал ее в лоб и уверенно зашагал к автомобилю.

– Элоиза, а с чем ты хочешь пирожное? С шоколадным кремом или сливочным? – обернулся он, прежде чем снова сесть за руль.

– Мне все равно, – пожала она плечами. – Возвращайся поскорее. Я пошла в дом, холодно.

Они не слышали, как ранним утром в Мемеле гудели сирены и звонили колокола, встречая очередного победителя. Потому что оба, не сговариваясь, словно оглохли от слез. Но не от тех, что скупо катились по их щекам. А от тех, что плескались внутри. Казалось, кто-то безжалостный и жестокий насильно влил в них десятки литров соленой воды из Балтийского моря, которая оказалась слишком горькой на вкус. Даже любимое море предало Сендера и Элоизу. И вода была не только в их душах, она постепенно заливала весь мир, лишая возможности дышать. Сендер и Элоиза тонули, но до последней секунды надеялись, что им удастся оттолкнуться от дна и вынырнуть на поверхность. Они оба верили в то, что чудо возможно…

Через несколько часов Сендер и вся его огромная семья впопыхах, хотя отъезд и был давно запланирован, собрали вещи и покинули Мемель. Навсегда. Они на несколько месяцев задержались в Вильно, потому что паспорта и визы были не у всех. К тому же у семьи партнера по бизнесу, с которым они бежали вместе, тоже были большие проблемы с документами. Как они оформляли их, Сендер никогда никому потом не рассказывал. Но, по слухам, пришлось покупать фальшивки за огромные деньги – благо, в Вильно день и ночь работала нелегальная типография по изготовлению дорожных документов.

Доподлинно известно лишь, что 23 августа 1939 года Сендер с родней погрузились в Гавре на борт лайнера «Нормандия», который отправлялся в свой последний рейс из Европы в Америку. НО ни корабль-дворец, ни Сендер пока, к счастью, не знали, что у них уже никогда не будет обратного билета…