Любовь и мороженое - Дженна Эванс Уэлч Страница 58

– Да. Мама отправила его на кладбище прошлой зимой. Соня получила дневник и решила, что ты и так расстроен и лучше придержать его пару дней. А потом ты рассказал ей о том, что я приеду, и Соня решила, что мама послала этот дневник мне. Но это не так. Он для тебя.

Говард осторожно держал книжку в руках, как птицу, которая могла улететь в любой момент.

– Прочитай его.

– Ты не против, если я начну прямо сейчас?

– Пожалуйста.

Он медленно открыл дневник и замер, увидев первое предложение:

– Ох.

– Да. Я оставлю вас наедине.

Два часа спустя Говард пришел ко мне в комнату с книжкой в руке:

– Я закончил.

– Так быстро?

– Пойдем, посидим на крыльце? – предложил он.

– Пойдем.

Я спустилась вслед за ним по лестнице, и мы устроились на качелях. Я заметила, что у Говарда покраснели глаза.

– Мне было тяжело это читать, – признался он. – Хедли что-то мне рассказывала, но всей истории я не знал. Сколько было недопониманий, недомолвок! – Говард окинул взглядом кладбище. – Много в чем она ошиблась. К примеру, с Адриенной я не встречался.

– Да?

– Да. Это был Маттео.

Я непонимающе посмотрела на Говарда.

– Маттео пудрил мозги не только твоей маме.

– А-а… – Очередная деталь головоломки встала на место. – Так вот зачем ты рассказал ей о быке и пекаре? Чтобы она пригляделась и поняла, что Маттео ей изменяет?

Говард поморщился:

– Да. Очевидно, мне это не удалось. Она не поняла, что я имел в виду.

– Да уж, вышло довольно загадочно. Ты выдумал эту историю?

– Нет, она настоящая. Вряд ли правдивая, но эта легенда бытует в городе уже не первый век. Я обожаю подобные истории. – Говард выдержал паузу. – Так или иначе, я был в курсе, что твоя мама связалась с Маттео. Она держала это в секрете, потому что не хотела, чтобы у него возникли проблемы с руководством, а он хранил их отношения в тайне, потому что был подлецом. Мне было известно, что он не раз заводил интрижки со студентками, и я понимал, что от Маттео ничего хорошего ждать нельзя. Я подозревал, что он неверен Хедли, а однажды застал его с Адриенной в проявочной. Когда твоя мама увидела нас возле клуба, мы разговаривали именно об этом. Я требовал, чтобы Адриенна во всем призналась твоей матери.

– Почему ты сам ей не рассказал?

Говард покачал головой:

– Все знали, что я влюблен в Хедли, кроме нее самой. Со стороны это выглядело бы так, словно я хочу рассорить ее с Маттео. К тому же я был уверен, что он будет все отрицать и я потеряю доверие твоей матери. А когда они порвали, уже не было смысла об этом вспоминать. К тому же я слегка трусил. Ведь они расстались из-за меня.

– Как это?

– Твоя мама стала замкнутой, начала плохо отзываться о себе и своих родителях. Я дождался, когда Маттео уедет на неделю из города, чтобы принять участие в конференции, позвонил ему и потребовал держаться подальше от Хедли, а то я все расскажу руководству.

– Так вот почему он ее бросил?

– Да. А я все равно его сдал, и Маттео уволили. Хедли была так огорчена, что казалось, будто из нее высосали все краски. Я долго думал о том, правильно ли я поступил. – Говард оттолкнулся ногой от земли, и качели плавно взмыли вверх. – А потом Хедли полегчало, и я убедил ее остаться у меня на лето. Какое-то время мы были вместе, а затем я снова ее потерял…

– Из-за меня.

Говард покачал головой и жестом указал на кладбище:

– Если бы только она мне сказала! Я бы бросил это место и глазом не моргнув!

– Именно поэтому мама так не поступила.

– Знаю, – вздохнул он. – Вот только я бы предпочел сам принять решение. Всего день с Хедли уже ценнее долгой жизни в Италии.

– И не говори. – Я посмотрела на Говарда. Он ее любил. Любил по-настоящему. И потерял намного раньше, чем я. Мне невыносимо захотелось его обнять.

Я отвернулась и сморгнула слезы. Надеюсь, скоро в моих глазах наконец начнется засуха. А то мне того и гляди предложат работу в рекламе бумажных салфеток.

– Ты не пытался ее вернуть?

– Нет. Я думал, что она выбрала Маттео. Знал бы я, в чем дело, и все закончилось бы иначе. Только спустя годы я обнаружил, что Хедли не осталась с Маттео, а о тебе она рассказала совсем недавно. Я сильно за нее волновался, но при каждой попытке связаться с ней что-то меня останавливало. Возможно, моя гордость.

– Или страх снова остаться с разбитым сердцем? Она же разбила его вдребезги.

Говард хмыкнул:

– Это точно. Разумеется, со временем я оправился. Но когда ты приехала… скажем так, я пережил это заново.

Повисла тишина. Солнце уже взошло над холмами, большое и горячее, и мои волосы чуть не шипели от жары.

Говард в очередной раз покачал головой:

– Я совсем по-другому представлял себе этот разговор, но рад, что все вышло именно так. Теперь не надо волноваться о Маттео. Твоя мама изо всех сил старалась оградить тебя от него, и ей это удалось. Она мечтала съездить с тобой в Италию, но не решалась. И вот ты здесь. Тебе уже скоро восемнадцать, и она, видимо, перестала так сильно бояться Маттео.

– Наверное, мама и подумать не могла, что я отправлюсь искать Маттео.

– И мысли не допускала. Похоже, она тебя недооценивала. – Он усмехнулся. – Как и я. Поверить не могу, что ты съездила в Рим.

– Я поступила глупо.

– Это само собой. Но все же храбро.

– Со мной был Рен. Он мне очень помог. – Я помрачнела. Рен.

– Что такое?

– Рен… больше со мной не разговаривает. Я его обидела.

Говард нахмурился:

– Вы поссорились?

– Вроде того.

– Что бы ни случилось, я уверен, что вы помиритесь. Ты для него важна, это видно.

– Возможно.

С минуту мы молча раскачивались вперед-назад, а потом меня осенило.

– Ты же не просто так рассказал мне ту странную историю про женщину, родившую поросенка?

– Porcellino, – засмеялся Говард. – Надо бы мне бросать это дело. Ничего не выходит.

– Да уж.

– Ну ладно, ты права. Я пытался тебе кое-что объяснить. Когда мы подошли к статуе, я осознал, что это прекрасный символ. Обстоятельства странные, мы с тобой не похожи друг на друга, но я хочу быть частью твоей жизни. Да, это не привычная семья, но, если ты согласна, я готов стать твоей семьей.