Когда придет весна - Джулия Гарвуд Страница 59

— Ни одному я не говорила ничего подобного…

Коул ухмыльнулся:

— Хорошо. Вот это я и хотел узнать. Неторопливой походкой он отошел от нее, ловко вскочил в седло, взял поводья и подъехал к ней, а потом, прежде чем она успела его предостеречь, обнял за шею и привлек к себе. На этот раз он поцеловал ее властно и крепко.

Когда Коул наконец поднял голову и увидел мечтательное выражение ее глаз, он удовлетворенно кивнул.

— Послушай меня, женщина! Я хочу, чтобы вот так меня целовали каждое утро. По правде сказать, хочу-то я гораздо большего, но начнем с поцелуев.

— Надолго ли, Коул?

Она даже сама не поняла, что высказала мысль, мучившую ее.

— До конца нашей жизни. Предупреждаю: твоя изнь может оказаться очень короткой, если у тебя в голове бродят такие сумасшедшие мысли.

— Откуда тебе знать, о чем я думаю?

— Мне все ясно. Глядя на тебя, я будто смотрюсь в зеркало, — самодовольно заметил Коул и покачал головой. — Мой брат Адам говорит: все сделанное тобой к тебе же и возвращается.

— Как это?

— Все очень просто: я ведь из тех, кто никогда не хотел быть к кому-то привязанным. А теперь ты хочешь того же. Знаешь, как это меня раздражает?

— Но я же стараюсь быть с тобой честной! — воскликнула Джессика.

— Нет, ты предпочитаешь наносить удар первой.

— То есть?

— Ты уверена, что я тебя оставлю. Поэтому хочешь бросить меня первой. Разве нет? — Не давая времени на ответ, он продолжил: — У меня есть для тебя новость, детка. Ничего такого, о чем ты думаешь, не произойдет. Я никуда не собираюсь от тебя уходить, и ты не собираешься. Ясно? У нас с тобой это навсегда, Джессика. Ты дала мне обещание.

Какая же она несчастная! Что делать? Жизнь доказывала: порой даже самые горячие обещания бывают пустыми. Сейчас Коул Клейборн ее любит, но со временем все может измениться.

— Я не хочу, чтобы ты оставался со мной только из-за того, что произошло ночью. Я просила всего одну ночь, и ты мне ее дал.

— Может, еще скажешь мне спасибо?

Он произнес это таким тоном, что ей не захотелось уступать.

— Все, пора ехать.

— Ты испытываешь мое терпение, Джессика, — прошептал он.

Она замолчала на целый час. Он иногда оборачивался, желая убедиться, что с ней все в порядке. Джессика заметила, что его лицо становится все более враждебным.

Она понимала, как сильно обидела его, но лучше покончить со всем сразу. Она уверяла себя, будто защищается, ведь если открыть свое сердце мужчине, он возьмет власть над женщиной. Джессика не хотела оказаться в подобном положении. Да, ее жизнь без Коула станет жалким существованием, и как унять боль, возникающую при этой мысли, она не знала. Она никогда ничего не боялась, но любовь Коула приводила ее в ужас. Ответить на его любовь означало полностью довериться ему.

Почему, ну почему она не подумала о последствиях, когда соблазняла его? Видимо, ей очень хотелось знать, каково это — чувствовать себя любимой. Боже, что же она наделала!

— Джесси, мы все сделали неправильно.

Она смотрела ему в спину, сердце ее дрожало от ожидания. Он сейчас скажет, что все обдумал и ужаснулся…

Не оборачиваясь, Коул продолжал объяснять. А ехал он вниз по склону, который вел в город, где они должны были сесть на поезд.

— Наша брачная ночь состоялась до свадьбы. Мы изменили порядок. Вот и все. Если у нас будет время в городе, мы все уладим. Обещаю тебе.

— Как же ты собираешься это сделать?

— Найдем священника.

Джессика открыла рот:

— Но я не выхожу за тебя замуж.

— А я и не прошу тебя об этом.

— Хорошо. Поскольку я…

— И все-таки мы с тобой поженимся. Понимаешь, я еще раз повторяю: мы с тобой поженимся. Ты уже приняла решение, отдавшись мне прошлой ночью.

Коул не скрывал свой гнев, но постарался не показать беспокойства. Аюбовь к Джессике потрясла его до глубины души и даже испугала. Но как ее убедить в его искренности? Как доказать, что это чувство не мимолетное увлечение, а глубокое, постоянное, что оно навсегда?

— Калеб…

— Я буду хорошим отцом.

— Я не могу подвергать мальчика душевной боли. Он привыкнет к тебе, а потом… — Она не стала продолжать, поймав его взгляд, брошенный через плечо.

— Я думаю, тебе кое-что следует знать обо мне.

— Что именно? — спросила Джессика.

— Победа всегда остается за мной.

Из ста двадцати трех пассажиров поезда, направлявшегося на юг, только один человек выглянул в окно, когда маршал Купер летел в воду. Но и этого оказалось вполне достаточно. Милдред Спэрроу, энергичная, хотя и немолодая женщина, сидела на жесткой деревянной скамейке в последнем вагоне рядом с мужем Джорджем. Тот спал, положив голову ей на плечо, как на подушку. Милдред любовалась замечательным пейзажем за окном и вдруг закричала как сумасшедшая. Она так испугалась, что не смогла толком объяснить мужу, что именно увидела.

Джордж ей не поверил, уверял, что ей померещилось или приснилось: нельзя же, право, взять и сбросить человека в воду. Но все же он открыл окно и высунулся. Конечно, он ничего не увидел, но Милдред не успокоилась. Она устроила настоящую сцену. Ее можно было усмирить лишь одним способом: остановить поезд. Проводник пообещал поступить именно так и выяснить, в чем дело, хотя, равно как и муж Милдред, считал все это плодом разгоряченного дамского воображения.

Заскрежетав тормозами, поезд остановился примерно в четверти мили от ближайшего города. Проводник пошел по сухой неровной земле к холму, с которого открывался вид на озеро. Человек двадцать мужчин и женщин направились следом, тоже, впрочем, не веря словам Милдред. К ним примкнуло бы еще больше народу, но многие опасались гремучих змей.

Проводник с трудом взобрался на вершину холма. Переведя дыхание, он посмотрел вниз и испуганно прошептал:

— Боже праведный, так и есть…

Пассажиры стояли, склонив голову, и молча молились, наблюдая, как рыбак вытаскивает тело из озера.

Блэк-Крик был сонным маленьким городком в центре безлюдной полоски земли. Нигде ни куста, ни дерева, ни цветка. Город мог похвастаться лишь великолепными закатами. Каждый день, когда солнце спускалось за горизонт, оранжевые лучи ударяли в красную глинистую почву, а небо на западе расцвечивалось красками, создавая полную иллюзию пожара. Стоя в центре города, люди клялись» что видели языки пламени, которые плясали на земле. Живописное зрелище производило еще большее впечатление, когда старик Тауэре начинал играть на скрипке. Горожане рассказывали приезжим, что огонь начинал плясать в ритме скрипичной мелодии.