Страсть куртизанки - Моника Бернс Страница 59

Даже возникшую боль, когда их тела соединились среди ночи, можно было терпеть, ради того чтобы держать ее в своих объятиях. В отличие от нескольких прошедших дней, когда он просыпался и обнаруживал, что она уже встала с постели, в это утро он пробудился первым. Его физическая реакция на ее присутствие проявилась незамедлительно. Это не удивило Гаррика. Однако последовавшее за этим внезапное открытие ошеломило.

Он влюбился.

Это озарение явилось для него сюрпризом. И это еще более усложняло отношения между ними. Несмотря на ее понимание, он все еще стеснялся предстать перед ней обнаженным. Теперь сделать это будет еще труднее. Он был уверен, что она испытывает к нему нежные чувства, но любит ли? Тут есть над чем подумать.

Мысль о том, что Рут может отвергнуть его, если он признается в любви, оказалась более болезненной, чем можно было предположить. Гаррик не хотел испытать унижение, какое пережил в случае с Бертой. Он не думал, разумеется, что Рут может быть такой же грубой, однако потеря ее станет для него невыносимой. Ему очень хотелось узнать, какие чувства она испытывает к нему.

Следует иметь в виду, что Рут очень чувствительна к разнице в возрасте между ними, и если узнает, что эта разница гораздо больше, чем она предполагала, последствия могут стать для него крайне неприятными. Необходимо каким-то образом оградить ее от сплетен, чтобы не подвергать риску их связь, однако он пока не знал, как это сделать.

Все эти мысли пришли ему в голову, когда он проснулся от прикосновения прижимавшейся к нему Рут. Стараясь не разбудить ее, Гаррик встал с постели, чтобы одеться, потому что она могла заметить его смятение, а он не хотел признаваться в своих чувствах, пока не уверится, что его поступок будет воспринят благожелательно.

Он побрился с трудом, поскольку скула еще болела. Опухоль почти исчезла, и синяк выглядел так, словно он забыл сбрить волосы в этом месте. И на боках все еще оставались синяки, но больше всего пострадала нога.

По словам Симмонса, учитывая размеры травмы, Гаррику очень повезло, что нога не сломана. Передвижение было сопряжено с болью, однако он не допускал, что это остановит его на пути вниз по лестнице. Увидев его в прихожей, Долорес засуетилась вокруг него как наседка и проводила в оранжерею, куда принесла ему завтрак и «Таймс». Газета не вызвала интереса, а вот мысли о Рут продолжали безжалостно терзать. Рут никак не выразила, хочет она или нет снова заняться с ним любовью. Возможно, она просто ждала, когда он полностью восстановится, прежде чем опять принять его в своей постели. А он ужасно хотел этого. Несмотря на повреждения, его тело было готово снова почувствовать ее.

Ему хотелось вновь ощутить ее горячую влажную глубину, в то время как его губы ласкают ее великолепные груди и каждый дюйм шелковистого тела. Однако не только это привлекало его. Ему нравилось буквально все в ней. Нравилась ее приятная улыбка и то, как она слегка морщила лоб, когда задумывалась над чем-то. Его радовал ее смех, особенно когда он заставлял ее смеяться. Она никогда не говорила об этом откровенно, но он знал, что ее жизнь не была такой счастливой, как хотелось бы. Предательство отца нанесло ей глубокую душевную рану, а он хотел защитить ее от всего, что могло причинить ей вред.

Однако единственное, что он мог сделать для нее, — это убедить маркиза Хейлторпа, что тот ошибался в отношении своей жены и дочери. Но для этого необходимо найти соответствующие доказательства. Учитывая характер Тремейна, не трудно предположить, что его отец был не меньшей скотиной. Если ему удастся найти способ примирить маркиза и дочь, у Рут появится еще одна причина провести остаток жизни с ним. Однако он желал от Рут большего, чем то, что было между ними сейчас. Он хотел, чтобы она стала его женой. Мысль о том, чтобы оставить ее для другого мужчины, вызывала у него душевную боль. Он сделал глубокий вдох и почувствовал хорошо знакомый экзотический аромат. Ее губы были мягкими и теплыми, когда Рут склонилась, чтобы поцеловать его.

— Доброе утро, — сказал она и села рядом с ним в шезлонг. — Не ожидала увидеть тебя поднявшимся с постели, да еще так рано. Как ты себя чувствуешь?

— Благодарю, гораздо лучше. — Он заставил себя улыбнуться.

— Я рада.

Она коснулась его руки, и это прикосновение вызвало напряжение во всем его теле. Скорость, с которой это произошло, показывала, как близок он был к тому, чтобы открыть свою душу перед ней. Он хотел многим поделиться с ней, однако, не зная, как она среагирует на его откровения, откладывал свои признания.

Необходимо было продумать план дальнейших действий, хотя он пока не представлял, к чему это все может привести. Как убедить куртизанку выйти замуж, особенно если она старше и очень чувствительно относится к своему возрасту? Гаррик тяжело вздохнул.

— Ты была превосходной сиделкой, и я чувствую в себе силы вернуться сегодня домой.

— Но ты еще не совсем поправился! — испуганно воскликнула она.

— Я вполне здоров. У меня есть дела, требующие внимания, и мое присутствие здесь… Я и так был для тебя достаточно долго обузой.

— Почему ты считаешь себя обузой? — Она сузила свои фиалковые глаза и посмотрела на него знакомым проницательным взглядом.

— Думаю, ты не будешь отрицать, что забота обо мне нарушила твой привычный домашний уклад в течение нескольких минувших дней? — Он решительно встретил ее взгляд, но было ясно, что она способна читать его мысли лучше, чем он представлял. Боже, что, если она догадывается о его чувствах…

— Понятно. — Она на мгновение замолчала и покачала головой. — Это из-за того, что я узнала правду о тебе, не так ли? И подумал, будто я отвергну тебя из-за твоего природного отличия от других мужчин?

— Я не помню, чтобы говорил об этом. Однако мы оба знаем, что нам есть о чем задуматься. — Он хмуро посмотрел на нее. Это была правда. Существовало два препятствия, которые необходимо было преодолеть для их счастья: его дефект и ее нежелание понять, что возраст не имеет первостепенного значения.

— Ты так считаешь? — Гаррик замер, почувствовав ее руку на своем животе. О Боже. Когда она прикасалась к нему, внутри у него вспыхивал огонь, угрожавший поглотить его. — Сказать тебе, что я увидела прошлой ночью, когда раздевала тебя?

— Это ничего не меняет, — ответил он стоически, сознавая, что хотел бы быть здоровым ради нее.

— Я не согласна. Это многое меняет в наших отношениях, и мне кажется, этот разговор давно назрел.

Ее пальцы коснулись пуговиц под клапаном его брюк, и он схватил ее руку. Она пристально посмотрела на него, и он глубоко вздохнул, ощутив чувственный аромат ее духов. Этот запах в сочетании с решительным выражением ее лица заставил его горло болезненно сжаться. Боже, как он любил, когда она вот так смотрела на него.

— Если ты хочешь доказать что-то мне, — хрипло сказал он, — то не надо.

— Я хочу доказать тебе только то, что твой дядя ошибался. Твое тело — настоящее произведение искусства.