Поругание прекрасной страны - Александр Корделл Страница 59

Толпа заревела, и в воздухе замелькали сжатые кулаки.

— Мы люди мирные и никому не угрожаем, — кричал Зефания, — но если им нужна кровь, они ее получат, ибо прошло время их своеволия, когда они хлыстом разгоняли собрания. И если Крошей Бейли задумал разогнать наше собрание, пусть приходит со своими волонтерами — мы встретим их пулями.

— Это уже почти государственная измена, — шепнул мне Афель Хьюз. — Скоро он возьмется за Викторию.

— Да! — загремел Зефания, словно услышав его. — Всю их дворянскую кавалерию в сапогах со шпорами, что прямо с охоты скачет разгонять «немытых». Хотите знать правду о них, об этих бездельниках, что сидят в своих поместьях, наживаются на вашей нищете и спокойно смотрят, как умирают ваши дети? И все под защитой законов, которые они меняют на потребу своему карману, прячась под юбками королевы, сделав из нее свою куклу, да благословит ее Бог! — Тут он подмигнул, и толпа взвыла. — К черту всех их и к черту парламент, и да спасет Бог нашу королеву-девственницу, говорю я вам, ибо если слова не могут уничтожить несправедливые законы, которые связывают ей руки, то это сделают пушки народа, и они сметут с лица земли ее врагов, паразитов, впившихся в ее корону, стервятников пенсионного списка!

Оглушительный рев.

— А это уже настоящая государственная измена! — крикнул Афель Хьюз. — К черту Зефанию Уильямса, я за Ловетта, потому что одно дело прокатиться по морю в Ботани-Бей [7]и совсем другое — набиваться, чтобы твою голову выставили на пике в Лондоне, а тело искромсали в куски.

— Это потому, что ты слаб в коленках, Афель, — ответил Райс. — А я стою за Зефанию; все или ничего, парень, все или ничего.

Толпа вокруг нас колыхалась, бешено плясало пламя факелов и фонарей на палках.

— А ну, подвинься, — крикнул Мо, расправляя плечи и расшвыривая тех, кто чуть не опрокинул нас, рванувшись к камню, на котором вместо Зефании уже стоял другой человек, улыбающийся безмятежной улыбкой.

— Это что, Генри Винсент? — рявкнул Большой Райс. — Двиньте мне кулаком в брюхо, свяжите меня юбками: того и гляди, нам вместо агитатора и вовсе бабу пришлют. Ты и петь умеешь, парень?

— Потише, потише! — сказал Уилл. — В Кармартене все по нему с ума сходят, и его послушать стоит — я-то слышал, как он говорил у Пиктоновской колонны в тот вечер, когда твой Мо уложил Молота Дэниэлса.

Каким красавцем был Генри Винсент, английский чартист, без пощады громивший аристократию, церковь и трон!

— Хватит его слушать, — крикнул он, указывая пальцем на Зефанию Уильямса. — Даже от правды затошнит, если ее повторяют слишком часто. Давайте шутки ради займемся чем-нибудь другим. Кто пойдет со мной навестить мистера Крошей Бейли?

Раздались взрывы хохота и одобрительные крики.

— Прогуляемся в Нантигло, захватив бутылочку виски, чтобы выманить его наружу, а? И призовем поселок к стачке, если он не предъявит нам карточку союза?

— Этот Винсент — мальчик ничего, — толкнул меня локтем Мо, — да только куда он нас приведет, хотел бы я знать.

— На виселицу, — ответил Большой Райс, — или в работный дом, щипать паклю, но я пойду за ним, потому что он смелый парень, хоть и поет тенором.

И вот мы пробились в голову колонны — Мо и Большой Райс раскидали направо и налево всех, кто загораживал дорогу. Шло нас несколько сотен, и с каждой минутой подходил еще народ. Мы свернули на Молельную улицу, выкрикивая песни, размахивая факелами, — огненный поток, растекавшийся до самой Блейны. Окна раскрывались, двери распахивались, женщины и дети плясали на улицах, по которым мы шли к жилищу Бейли. И вдруг сквозь рев я услышал голос Мари и увидел, что она бежит рядом с колонной и старается пробиться ко мне, а ее отталкивают. Через секунду я был уже около нее.

— Ради Бога, — крикнула она, — скорей иди домой, Йестин. Джетро попал под чугун.

С Джетро были отец и мать.

Он лежал на полу, там, где его положили носильщики; глаза крепко зажмурены, зубы стиснуты. Правый рукав был засучен, и я увидел обуглившийся обшлаг и глубокую красную язву ожога на тыльной стороне ладони, на запястье и дальше по руке до локтя — след раскаленной струи. Но теперь чугун уже остыл, сжался и затвердел, и вокруг него вздувалась багровая опухоль.

— Приподними ему голову, Йестин, — шепнул отец, и мы всунули горлышко фляги между его зубами. Он проглотил не меньше полпинты виски, прежде чем его глаза открылись и посмотрели на нас; но он тут же вскрикнул и снова лишился сознания — старые плавильщики говорят, что так всегда бывает при сильных ожогах.

Мать плакала, закрыв лицо руками.

— Господи, Господи! — шептала она.

— Иди наверх, если не можешь на это смотреть, — сказал отец. — Йестин, дай мне нож.

Я дал ему нож и, склонив голову, держал Джетро за здоровую руку, а во мне закипала такая горькая и жгучая ненависть, какой я еще не знавал. Мари стояла у окна и, дрожа, куталась в платок, а за ее спиной я видел дымные факелы у ворот Бейли. Ропот толпы ворвался в комнату, превратившись в рев, когда дверь распахнулась, и сразу стих, едва она захлопнулась. На пороге стояла бледная Морфид, глядя перед собой широко открытыми глазами.

— Джетро, — сказал я, — попал под чугун.

— Знаю, — ответила она. — Барни Керриган: он разливал пьяный в смене Карадока Оуэна у Пятой печи.

Я взглянул на отца. Он подцепил чугун ножом, и длинная зазубренная полоса упала на пол. Джетро дернулся и застонал.

— Я перевяжу, — сказала Морфид и, поцеловав его, взяла мазь и бинт. — Кому-нибудь придется заплатить за это, — процедила она сквозь зубы.

— Кто поставил его к печи? — совсем спокойно спросил отец.

— Говорят, управляющий. Почти все рабочие бросили смену и ушли на собрание в Коулбруквел. А в Пятой печи как раз пробили летку, — сказала она. — Джетро возвращался из Ллангатока, а управляющий увидел его и поставил на разливку с Керриганом.

— Оуэн был там? — нахмурясь, спросил отец.

— Да. Я сейчас с ним говорила.

— Отец, — сказал я, вставая, — брось пока это дело. Беды уже не поправишь. Сейчас надо думать о Джетро, а расквитаешься утром.

— Ладно, — сказал он.

Женщины приготовили постель, и мы отнесли его наверх и укрыли потеплее; он по-прежнему был в пьяном забытьи. Отец и мать остались с ним, а я, Мари и Морфид спустились вниз. Слава Богу, что Эдвина уехала со Снеллом в церковь, сказала Морфид.

— Такой малыш, и попал под чугун, — повторяла Мари, бродя по комнате и заламывая руки.

— Узнаю их по их детям, что работают во тьме, где их жгут и калечат, — сказала Морфид и, подойдя к окну, распахнула его. Толпа у внешних ворот все еще орала, требуя Бейли, и размахивала факелами. — Слава Богу, что есть люди вроде Винсента, — сказала она. — С его помощью, с помощью Фроста и Хартии мы все это изменим.