Одиночество вдвоем - Файона Гибсон Страница 59

Я потрясла головой и произнесла:

— Неделю назад я собиралась выйти замуж. — Он был все еще рядом со мной в шокирующем сочетании мокрых джинсов и голубого женского свитера. — Но я не вышла замуж. У нас произошла… ссора. В общем-то, из-за ничего, как это в основном и бывает. И я воспользовалась этим, как поводом. Я обманула его. Это было ошибкой, все произошло слишком быстро. Мы познакомились по объявлению, когда вы даете о себе рекламу, потому что не можете… У вас здесь есть что-то подобное? «Одинокие сердца»?

Он нахмурился и покачал головой.

— У нас появился Бен. Тоже слишком рано. Я не была готова. Никто не был готов.

— Если у вас подобные мысли, лучше не жениться.

— Я знаю.

— Но вам плохо оттого, что вы доставили боль…

— Джонатану, — произнесла я. Имя прозвучало как-то искаженно. Я не произносила его вслух с тех пор, как оставила его. Я даже не говорила «папа». Интересно, забыл ли Бен, что он у него есть? Как долго дети могут помнить? Месяц? Или лишь нескольких секунд, как золотая рыбка?

— И вы приехали сюда, потому что…

— Я не люблю его, — ответила я, удивляясь, почему мне не пришло в голову соврать.

Он остался, несмотря на вечер, и бродил по дому, как будто знал все его углы. Я покормила Бена его вечерней бутылочкой, выпила кофе, приготовленный Кристофом. Мое внимание привлекли звуки, доносившиеся из сырого закутка, где стоял котел, словно кто-то двигал что-то тяжелое и металлическое. Послышались скрипучий шум и приглушенный вой, как от резкой боли. Я надеялась, он знал, что делает. Может быть, Кристоф был необычайно способным, но он мог не учесть всей сложности проверки, прежде чем начать возиться с газовым оборудованием.

Однако произошло нечто удивительное. Послышалось какое-то шипение воздуха, прорываемого через трубу, потом слабый выхлоп, как при вспышке пламени. Он появился передо мной и произнес:

— У вас есть горячая вода.

Если бы я не была в два раза старше него и от меня не пахло слегка рвотой, я бы его крепко обняла.

К Рождеству пришли подарки. Бен получил от Джонатана деревянный конструктор с отверстиями разной величины, в которые надо вставлять кубики для развития сноровки рук. От Бет пришла открытка в виде снеговика, сделанного из маленьких клочков белой салфетки, склеенных на картоне, возможно, с помощью Рози, и синие, из кроличьего меха, комнатные туфли. На открытке написано: «Скучаем по тебе. Желаем самого счастливого Рождества. С любовью Бет, Мэтью и Мод». Рози не упоминалась. Может быть, она не занимала такого высокого иерархического положения, чтобы быть упомянутой в рождественской открытке.

Констанс прислала Бену кремового цвета кардиган с грубыми перламутровыми пуговицами. Мне Джонатан ничего не прислал. От моих родителей ни мне, ни Бену тоже ничего не пришло. Я снова упаковала подарки Бена и положила их высоко на книжный шкаф.

Я позвонила родителям и напомнила им о существовании их дочери и внука и похвасталась, как хорошо я управляюсь. В ответ моя мать спросила:

— Как ты находишь дом, он удобный?

«Более или менее, — хотела я сказать, — теперь, когда у меня есть горячая вода. Почему ты меня ни о чем не предупредила? Что заставило тебя прогонять меня в такую даль зимой с ключом, неразборчивой схемой и ребенком?» Но это не ее вина. Никто не заставлял меня делать это.

— Идеальный, — ответила я ей.

— Вот как? Твой отец и я почти не бываем там. Обычно зимой мы туда не ездим: так холодно, правда? И ужасно сыро. Но, учитывая, что ты там, мы подумали, почему бы и не приехать. Так что к Новому году мы будем. Может быть, ты могла бы привести в порядок дом, купить продукты.

— Я все сделаю, — сказала я, проникая симпатией к предложению Сильвы по поводу жаркой гостиничной комнаты без родителей.

От Элайзы тоже пришли подарки: для Бена — мягкий детский пуловер; для меня — ароматерапевтический набор для ванны (как раз вовремя, если учесть наличие горячей воды). Кроме этого был компакт-диск с задушевной музыкой, приобретенный с большой скидкой, — она даже не содрала наклейку с ценой, — который, ввиду того что у меня нет стереофонической установки, я смогу слушать только в машине. Я снова упаковываю подарки, чтобы потом с радостью открыть их в Рождество.

В сумке, которая пришла от Элайзы, лежал конверт, сначала я приняла его за открытку, но там оказалось письмо, написанное очень быстрым небрежным почерком:

«Дорогая, дорогая Нина, все ли у тебя хорошо? Ты все еще живешь в хибаре своих родителей? Мне было трудно поддерживать с тобой контакт. Извини. Все стало так сложно. Звонил Джонатан, хотел знать, слышала ли я что-нибудь относительно твоих планов. Разговор был довольно натянутым. Подумай только, он подозревал, что я что-то утаиваю — вроде того, что я знаю больше, чем говорю. Что я могла ему сказать? Он, должно быть, сошел с ума от беспокойства. Это что, запоздалые послеродовые издержки? Почему ты не вернешься и все не уладишь? Ты могла бы принимать таблетки. Сарита на работе регулярно принимает немного сератонина, и это доставляет одно удовольствие. Она по ночам потеет и у нее немного отсутствующий взгляд, но зато улыбается больше. Нина, должна сказать, я частично несу ответственность за то, что втянула тебя с ребенком в эту кутерьму с фотомодельным бизнесом. Пожалуйста, позвони.

Элайза…

P. S. Чувствую себя плохо, что не смогла тебя поддержать, когда ты была здесь. Была занята делами Дейла. Ну вот, теперь с этим покончено. Он говорит, что хочет кого-то вроде меня — веселую, сексуальную, умную. Но помоложе. Я по собственной глупости связалась с молодым парнем. В моем-то возрасте».

От резкого, раздавшегося на крыше треска черепицы Бен резко поднял ноги и ударил ими по кухонному столу. Он сидел у меня на коленях и поедал утренний завтрак, состоящий из остатков земляничного пирога. Кто-то ходит по моей крыше и ворует свинцовую кровлю.

Я спешно выбежала из дома с Беном на руках. Его щеки раздулись от набитого во рту пирога, и подняла глаза наверх.

— Привет. Я увидел, что вы заняты, и не хотел беспокоить вас. Но, может быть, вам стоит передвинуть вашу машину.

— Что вы там делаете? — крикнула я.

— А вы что думаете? Чиню крышу.

— Ее не надо чинить, — огрызнулась я. Бен уставился наверх, слизывая земляничное месиво со большого пальца своей руки.

— Но она протекает.

— Только когда идет дождь, — парировала я.

Происшествия с крышей оказалось недостаточно, так как спустя несколько часовой ввалился в дом и сбросил грязный оранжевого цвета рюкзак на кухонный стол. В рюкзаке находилась зимняя шерстяная одежда: мой свитер, пахнущий лавандой, три свитера больших размеров и один кардиган, переливающийся серыми оттенками и пахнущий незнакомым мужчиной.

— Что это такое?