Зной - Полина Поплавская Страница 59

– А что это?

– Ах, как быстро летит время… Когда мне было шестнадцать, это был самый популярный в Англии французский ликер – апельсиновый. Хозяйки любили добавлять его в крем для пирожных. – Миссис Хэшебай сняла с полки круглую бутылку из оранжевого стекла с носиком в форме листочка, приоткрыла пробку и дала Арабелле понюхать.

Словно волшебный дух, выскользнул из бутылки яркий апельсиновый аромат, сразу напомнив Арабелле Африку.

Не закрывая подсвеченное изнутри великолепие бара, мать Дэна присела в кресло:

– Я боялась открывать эту дверцу в стене. Боялась, что она уведет меня далеко отсюда, туда, где люди верят в то, что после смерти превращаются в звезды… Эдвард всю жизнь рассказывал мне сказки о дальних странах… Дэн был тогда маленьким, и мы не могли путешествовать вместе.

– Он рассказал мне историю отца – еще перед нашим отъездом.

Миссис Хэшебай непонимающе подняла на нее глаза.

– Какую историю?

– О том, как он погиб.

– Не может быть! – Дороти Хэшебай приподнялась в кресле, но, словно обессилев от того, что узнала, опустилась в него опять. – Я столько сделала, чтобы скрыть это от него! Ведь Дэн – вылитый Эдвард, и я очень боялась… Я боялась этого постоянно – с тех пор, как Эдварда не стало. Я сожгла все географические карты, которые были в доме, и запрещала Дэну смотреть телепрограммы о путешествиях. Я понимала, что лишать мальчика всего этого – преступление. Но я знала, что не переживу, если он так же, как его отец, будет оставлять меня одну в этом доме. Я так боюсь ждать, ждать… Эдвард написал мне в последнем письме: «Начинай уже ждать меня»… – Она посмотрела на Арабеллу, и та отвела глаза. – Я не представляю, как и когда Дэн мог узнать об этом… Впрочем… У меня была шкатулка, в которой я хранила письма Эдварда и рукопись его книги о путешествиях. Письмо человека, который был рядом с ним, когда он погиб, тоже лежало в ней. И однажды кто-то взломал шкатулку – все письма пропали. Мы недоумевали – у Эдварда никогда не было недоброжелателей. Дэну тогда было десять, он рос мальчиком скрытным и никогда напрямую не расспрашивал меня о том, что случилось с отцом. Никто тогда и не подумал, что это мог сделать он… А через месяц все нашлось – Дэн прибежал ко мне ночью, дрожа от страха, и сказал, что кто-то разбил стекло в его спальне. Мы разбудили прислугу и нашли в саду под окном сверток с письмами и рукописью. Боже мой, неужели все это устроил тогда мой мальчик?! Хотя… Ведь я узнала о том, где учится Дэн, только из передачи по телевизору. Он целый год успешно водил меня за нос!

Внезапно она замолчала. Арабелла оглянулась: на пороге гостиной стоял Дэн и подозрительно смотрел на двух женщин, пригревшихся у камина.

– Дэн, как хорошо, что ты уже вернулся! – глазом не моргнув, сказала миссис Хэшебай. – Я собираюсь угостить Арабеллу и тебя кобблером.

Достав бокалы из цветного стекла – дымчато-синие с нефритом, похожие на экзотические цветы, – она подошла к столу и, ловко перевернув бокалы вверх дном, смочила их края в заранее приготовленной вазочке с водой, а потом макнула их в открытую коробку с сахарной пудрой. Потом она вылила в серебряный шейкер содержимое темной бутылки с имбирным вином, добавила несколько капель из оранжевого шара, три ложечки цветочного меда, попросила Арабеллу выдавить немного лимонного сока… Потом принесла из кухни корицу и лед…

Втроем они провели по-настоящему беззаботный семейный вечер – с сахарной пудрой на губах…

Последнюю ночь перед свадьбой Арабелла решила провести в родительском доме, и Дэн пошел провожать ее.

Двадцать серебряных яблок с прорезями для именных карточек. Правильно. Отец просил, чтобы расставили хрустальные полоскательницы для пальцев. Отлично. Бокалы: узкие на высокой ножке – для шампанского. Рубиновые с золотом – для вина. Для крепких напитков – колбы со вставленными в них бокальчиками из тяжелого стекла.

Столовое серебро: ножи и вилки – серебряные, перламутровые, черепаховые, позолоченные. Перламутровые ложечки для икры – одной не хватает. Так-так.

Кольца для салфеток. Хрустальные вазы в серебре – для фруктов. Ведерки для льда и забавные пробки, украшенные фигурками собачек, лягушек и птичек… Ах, папа, ты как ребенок!

Сервиз с ярким рисунком – зеленые листья салата, желтые цветы подсолнуха, пучки оранжевой моркови и красной редиски. Мама все-таки настояла.

Арабелла отошла от стола и, поправив перчатку, вздохнула. Через час – в церковь. Родители уже так изнервничались… Мубакар не приехал. И Фил куда-то пропал. Вот так свадьба.

Она села на край стула, стараясь не помять длинный подол платья, и прикрыла глаза рукой.

Но тут снизу донеслись голоса: кто-то пришел. Наверное, Дэн вернулся из церкви. Посижу здесь тихо. Он не знает, что я уже готова. Пусть поищет.

Арабелла вздохнула. Неужели сегодня колокола пропоют для нее? Она так мечтала об этом когда-то… А подросла – и забыла. Голоса… Неужели гости уже собираются? Да, Дэн тихо с кем-то переговаривается. Что за таинственность? Это сюрприз? Может быть, Клэр? Ладно, ищите меня.

…Как хорошо сидеть так, не двигаясь, и прислушиваться. Представить только – двадцать серебряных яблок, и в каждом отражаются крошечные окошки, это молочное утро… Дороти принесла их вчера, и когда разворачивала, рассказала двадцать историй про гостей, пришедших поздравить ее и Эдварда с рождением сына. И только потом сказала, что это – ее подарок на свадьбу.

А когда Арабелла вышла ее провожать, миссис Хэшебай сказала ей… При этом воспоминании щеки Арабеллы порозовели – от смущения.

«Если она смогла вычитать это в моем рассказе, – думала Арабелла, – значит, она мой первый настоящий читатель. Нет, она, конечно, поняла гораздо больше, чем там написано… Как стыдно! Ведь я даже не думала о таких вещах… И не знаю, стоит ли после этого писать вообще. Впрочем, у меня теперь найдутся и другие занятия».

Внезапно ей послышался голос Мубакара. Потом все стихло. Да, Дэн был прав, когда говорил, что ей нужно остыть от Африки.

Придерживая подол подвенечного платья, Арабелла осторожно спустилась вниз и ступила на зеркальный паркет гостиной… И тут же наяву услышала голос, когда-то так напугавший ее – при свете свечей, на рынке, в далеком теперь Кисуму:

– Улыбнитесь, мадам,

будьте так любезны,

уделите внимание нашим прилавкам.

Тут счастье навалено грудами.

Ах, мадам, почему вы скривились?

Ай, ай, ай!

Неужто жизнь – это уксус?

Где еще купит мадам подобные фрукты?

Остановившись, Арабелла закрыла глаза. Потому что знала: Африка – это сон. А сны надо смотреть с закрытыми глазами.