Медовый месяц - Эми Дженкинс Страница 59

– Но было бы неплохо, если бы ты все-таки сказал.

В моем мозгу вспыхнула мысль, что это совсем на меня не похоже. Я вовсе не привыкла к этому… к этой… В голове возникло слово «потребность». «Бог мой, – в ужасе подумала я, – кажется, я становлюсь одной из Женщин-Что-Любят-Чересчур».

– Помнишь, как мы первый раз встретились? – спросил Алекс, не глядя на меня.

– В ресторане, – сказала я.

– Мы знали.

– Ты знал, что я сяду в такси?

– Да, – ответил он. – Но если бы ты не села, мне пришлось бы вернуться и забрать тебя.

– Как? – спросила я. Не удержалась.

– Не знаю, – к моему разочарованию, ответил он. – Как-нибудь.

– А как же насчет меня? – спросила я. О боже – углубление в подробности.

– Ты любишь рыбалку?

– Я бы хотела в точности понять, о чем ты говоришь, – пробормотала я.

– Тут нечего понимать, – проговорил он. – Она просто есть. Пошли. – Он встал, взял меня за руку и потащил за собой.

«Ла-Посада» – прекраснейший отель. Роскошный, но облупившийся и выцветший самым утешительно подлинным образом. Там были хижины, и джунгли, и прекрасный старый мозаичный бассейн с резными дельфинами по краям, и великолепные большие плоские гамаки, висевшие между деревьев в тенистых уголках.

Имелся также изогнутый полумесяцем пляж с белым песком и непременной склонившейся над морем одинокой пальмой.

Днем я валялась на пляже и думала, как бы не испортить этот праздник. Праздники давали мне слишком много пространства для экзистенциальной тоски. Да, пожалуй, моя тоска была экзистенциальной.

Не уверена, что в точности означает слово «экзистенциальная». По-видимому, это слово имеет какое-то отношение к смыслу жизни. Очень непросто погружаться в смысл жизни, когда праздно валяешься на солнце и не различаешь в своей жизни ни единой цели.

Мой обычный способ провести отпуск – жадно глотать книги и теряться в них, пока не наступает время возвращаться домой. Я нашла в холле небольшой книжный шкаф, наполненный книгами с загнутыми страницами, – в основном любовными романами про врачей и медсестер. Подумав, что они могут вызвать болезненные ассоциации, я стала рыться в шкафу, пока не выкопала триллер, который и взяла с собой на пляж.

На пляже были большие белые деревянные лежаки, один из которых я оттащила под деревья. Если я слегка опускала книгу, передо мной открывалась ошеломительная гладь моря. В полумиле от берега из воды торчала горбатая скала, которая напоминала гигантскую черепаху, готовую двинуться к берегу.

Я обнаружила, что совершенно не могу здесь читать – не въезжаю ни в одно долбаное слово. Начинала в книге одно предложение, а заканчивала его чем-нибудь своим. Помехи на линии. Я попыталась глубоко вздохнуть и позволить мыслям плыть как облака. Какая-то надежда. Мои мысли напоминали лондонские облака. Густые. Стена к стене. И совершенно непреклонные.

Я думала о том, как должна быть счастлива. О том, что должна быть счастлива. То есть я могла придумать хорошую причину для счастья, но почему-то действительные чувства словно ускользали от меня. Я чувствовала возбуждение и интерес, чувствовала себя женщиной, чувствовала себя сильной, чувствовала испуг, чувствовала, что живу, и многое другое – но по-настоящему счастливой я себя не чувствовала.

Алекса рядом со мной не было. Алекс нашел какую-то неисправность в машине. Неисправность не казалась мне такой уж ужасной – что-то с трансмиссией. С трансмиссией? Или еще с чем-то. По-моему, проще всего было позвонить в бюро проката, но Алекс считал, что это приведет к новым сложностям, и ему как будто нравилась мысль починить машину самостоятельно. Я уже несколько раз ходила смотреть, чем он там занимается, а он восхитительно что-то портачил, сладострастно вытирая пальцы о замасленную ветошь. Как мальчишка, собирающий «Лего». Я ощущала его удовлетворение. Было просто сексуально – наблюдать за ним, но большую часть времени он держал голову под капотом, так что вскоре я перестала к нему ходить.

Мы уже провели в «Ла-Посаде» несколько дней, и когда я по-настоящему задумалась об этом, то поняла, что по какой-то странной причине мы с Алексом виделись в эти дни совсем немного. Он не любил валяться на пляже, а всегда выискивал возможность совершить какую-нибудь экскурсию, или посетить школу подводного плавания, или устроить поездку на велосипедах, или еще что-нибудь.

Как раз когда я задумалась над этим, в поле моего зрения попались мужчина и женщина на ярко-оранжевом и желтом виндсерферах. Женщина была высокая, пугающе крепкая, и у нее был такой вид, словно она всю жизнь провела на этом берегу – прямо-таки Урсула Андрес в мокром купальнике в фильме про Джеймса Бонда. Я узнала в ней девушку, организующую пляжные развлечения, Мари Клэр, но она любила, чтобы ее для краткости называли инициалами МК.

Через несколько секунд в мужчине рядом с ней я узнала Алекса. МК учила его виндсерфингу, к которому у него явно была природная склонность. Еще бы.

Я с гордостью наблюдала за ним. Ну, старалась, хотя на самом деле задумалась, с какой бы стати ему быть со мной, если он может проводить время с ней.

Конечно, я понимала, что это не самые умные мысли. Возможно, как раз она ему не нравилась. Возможно, он ей не нравился. Возможно, его чувства ко мне были глубже всяких мысленных измерений длины ног. Однако наверняка я этого не знала. А в отсутствие знания существует миллион мучительных возможностей, чтобы часами их обдумывать.

После чего я задумалась над тем, сбежал ли бы Алекс с Мари Клэр, случись она в его брачную ночь на соседнем балконе. Не оказалась ли я с ним исключительно благодаря совпадению. Не то чтобы я жаловалась или что-то такое. Счастливое совпадение все-таки лучше, чем несчастливое.

Но я и не питала сколь-либо серьезных злокозненных мыслей о намерениях Алекса в отношении Мари Клэр. Наоборот – знала, что все это мои собственные измышления.

И тут же поймала себя на том, что никогда не забивала себе голову подобной ерундой касательно Эда.

Здесь я должна добавить, что горжусь полным отсутствием во мне ревности. Видите ли, какая-то часть во мне твердо верит, что я – единственная женщина на земле. И поскольку сама я не представляю себе других женщин, мне трудно вообразить, что мой парень представляет себе их. Как трудно, допустим, вообразить себя мужчиной. Но все то время, когда мне трудно вообразить, что мой парень представляет себе других женщин, я думаю, что все женщины в мире привлекательнее меня. И если в этом слышится противоречие, могу лишь сказать, что мой ум – очень изощренная штука. Он способен на великие выкрутасы – раскатывая на одном колесе по натянутому канату.

Например, один из его излюбленных трюков – прогуливаясь по улице, смотреть на проходящих по другой стороне делового вида блондинок и убеждать себя, что мой парень, кто бы он в данный момент ни был, предпочел бы встречаться не со мной, а с кем-нибудь из них.