Ноттинг-Хелл - Рейчел Джонсон Страница 59

Мне приходится сидеть в саду, потому что, выйди я на улицу, мне бы пришлось наблюдать, как толпа гуляк слоняется мимо моего дома, поглощая рагу из консервных банок от компании «Ням-Ням».

Потом они небрежно бросают банки в контейнер возле моей двери или расстегивают ширинки и гадят в мой мусорный бачок. И все под аккомпанемент оглушающего регги и хип-хопа, раздающихся из всех стереосистем в Ледброук-гроув одновременно.

Неудивительно, что имущий класс населения либо благоразумно остается в Провансе или Умбрии, либо уезжает из резиденций в Ноттинг-Хилле на долгий уик-энд и возвращается, только когда все благополучно завершится, на улицах снова стоят дорогие машины, водители ждут в «лексусах», деревья благовоспитанно сбрасывают листву и никто не харкает на землю.

Карнавал, может быть, чудесен для всех, но для нас это настоящий ад. Я бы тоже скорее уехала в какое-нибудь тихое и уютное место, с людьми, с которыми мне хочется быть (плюс, желательно, с шеф-поваром и с шофером), чем провела время с полумиллионом непрошеных гостей, у которых нет доступа к нормальным туалетам.

И еще мне не нравится, что вся атмосфера района меняется, хотя бы на два дня.

Магазины завешивают витрины, и рестораны, которые богачи считают своими столовыми, такие как «Медитерренио», а также «И энд О», без извинений закрываются. Их хозяева пребывают в уверенности, что не оскорбят своих постоянных клиентов, потому что все они уехали. После закрытия магазинов прибывают миллионы непрошеных мародеров, наркоманов, поедателей рагу и любителей регги, которые совершают смертный грех, наслаждаясь жизнью, не имея семизначной зарплаты. Это, конечно, непростительно.

— Если вы с нами не пойдете, мы пойдем без вас.

Я не оглянулась. Мой стол стоял возле окна. Когда Донна приходила в марте (с тех пор она преподает фэн-шуй Клэр) и посоветовала выбросить телевизор, она также указала, что мой стол стоит вдали от места силы и необходимо поставить зеркало и повесить кристалл, чтобы:

1. Я смогла наблюдать за комнатой и видеть дверь.

2. Понизить инертность ци. Это был ее последний визит.

Думаю, именно тогда я поняла, что мои заигрывания с восточными практиками никуда не приведут. Мой стол все еще стоит возле окна, но мне даже не нужно оборачиваться, чтобы увидеть, что Мирабель с видом бунтарки стоит в дверном проеме в легкой юбке и неподходящей обуви, такой как мои вечерние туфли.

Должна сказать, я полностью согласна с Ральфом по поводу их одежды. Когда муж видит их в домашних нарядах из курток с капюшонами и в защитного цвета брюках, то говорит, что предпочел бы, чтобы дети носили что-то более традиционное.

Я закрыла ноутбук и вздохнула. Я знала, что сопротивляться бесполезно. Карнавал будоражил кровь моих детей, и я ничего не могла с этим поделать, так же как я не могла бы остановить колли, учуявшую на тропе овечий след.

— Хорошо, но не больше, чем полчаса, а то я оглохну.

Музыка была слишком громкой, чтобы говорить, так что я отвела их на Ледброук-гроув, одну из главных артерий, где толпились люди, и мы остановились на углу Элджин-крессент. Я почувствовала, как в моем кармане завибрировал мобильный. Сообщение.

«Позвони в дом 61 по Элджин и зайди в квартиру 4», — говорило оно.

«Хорошо», — набрала я, не зная, кто это. Мне было плевать. Стояло долгое и утомляюще жаркое лето.

Патрик встретил нас у открытой двери. Он дал мне холодную банку «Ред страйп».

— Колы, дети? — спросил он.

У Патрика была очень милая квартира для траханья. Я так ему и сказала. Ну, почти так.

— Я снял ее до завтра и подумал, что нужно воспользоваться ею по полной. Трехмесячный срок аренды кончается в понедельник.

— Чудесно, — отозвалась я. — Когда возвращается Маргарита?

— В среду, — ответил Патрик. — Она сказала, что останется в Инвернессе с мальчиками, а я приеду сюда, чтобы уладить все дела. Хорошее решение, учитывая, что сейчас время карнавала. Я научил их ловить рыбу на муху в Бьюли, — со счастливой улыбкой продолжил он. — Макс поймал форель в два пуда, как раз под мостом Ловат.

Я знаю, как много такие детали значат для мужчины, так что я растроганно на него посмотрела и пожала ему руку. Было слишком шумно, чтобы ответить, но он знал (я ведь замужем за Ральфом), что я по крайней мере понимаю, если и не разделяю радость, которую он испытывает, и я действительно его понимала. Затем мы все подошли к окну.

Выглянув на улицу, я попыталась про себя описать происходящее, просто чтобы проверить свой словарный запас. Но это было невозможно. Масштаб происходящего был слишком грандиозен, ошеломляющ, богат событиями.

Под нашим балконом пухленькие негритянки лет пятидесяти в суперкоротких шортах трясли телесами под оглушающие звуки регги-бамп, и каждая из них была похожа на человека-слона.

Мне нравилось, что этим женщинам нужно просто потрясти задницей и притопнуть ногами, и они уже поймали ритм, и вот они танцуют. Я понимаю, они чувствуют музыку не только бедрами и локтями, но и глазами, и мочками ушей, для них сливаться с оглушающей, поглощающей, зубодробительной мелодией так же естественно, как дышать.

Меня слегка отвлек молодой белый мужчина, замыкавший поток людей. Он был в отглаженных джинсах, полосатой рубашке и явно хорошо обеспечен. Я практически могла читать его мысли: «Я танцую. На меня все смотрят. Пожалуйста, пусть это поскорей закончится. И пожалуйста, Господи, если я доберусь домой живым, я буду слушаться жену».

Посмотрев вниз, я почувствовала благодушие. У меня в руке банка с пивом. Я вернулась в Лондон. И почему-то сегодня все было хорошо.

Воскресенье — детский день, который начинается после трогательной мультирелигиозной церемонии, которую проводит мэр Кенсингтона.

По Ледброук-гроув движутся потоки людей, стереосистемы изрыгают мегадецибелы, от которых сердце забивается в солнечное сплетение, а мозги превращаются в яичницу.

Думаю, один раз в год такое можно и потерпеть — хотя в любом случае не больше получаса.

Чем мне нравится этот день, так это тем, что куда бы я ни посмотрела, везде, задевая плечами людей в красочных костюмах и с большим количеством перьев, толкались чудесные ребятишки.

С моего возвышения я смотрела прямо на кавалькаду девчушек в нарядах для фламенко, в многоцветных развевающихся юбках, распустившихся, словно анемоны, растущие в морской воде.

За ними следовала процессия темнокожих детей в сверкающих шляпах в виде подсолнухов и костюмах из золотой фольги. Они напоминали пирожные и были такими же аппетитными.

Так как сегодня детский день, воины армии Господа столпились на углу Элджин-крессент и Ледброук-гроув, чтобы испортить настроение язычникам и подтвердить всеобщее убеждение, что англичане чувствуют себя неуютно при массовом выражении чувств под музыку, конечно, не считая всеобщее пение «Земля надежды и славы» под тамбурины.