Прости за любовь - Таня Винк Страница 59

– Хорошо, я выезжаю.

Дима видел, как Лена проехала мимо. Она уже звонила ему несколько раз, но он отклонил вызовы. Она прислала эсэмэску: «Позвони», – но он не ответил. Он будто существовал вне реальности и вне времени, все его чувства притупились, и ему нужно было только одно – как можно скорее узнать, чьи останки лежат в мешках.

Может, это боксер?

Он о многом успел подумать, пока дождался звонка Ильи.

– Я на Новгородской. Ты где?

– Сворачивай к моему дому, я стою на первом перекрестке.

– Что случилось? – спросил Илья, выйдя из машины.

Дима открыл багажник.

– В этом мешке останки.

– Останки? Чьи? – деловито осведомился Илья.

– Не знаю, могу только догадываться. Возможно, боксера, возможно, женщины и ребенка, точнее, плода. Не знаю. Если бы череп был…

– А что, черепа нет?

– Нет, – сказал Дима и похолодел. – И кости все раздроблены. Это неудивительно, там, где я нашел это, все время лопатой орудовали.

– А где ты нашел?

– Пока не спрашивай…

– Хорошо. И какая помощь тебе нужна?

– Сделай экспертизу.

Илья задумчиво почесал небритый подбородок.

– Я знаю, экспертизу проводят только по решению суда, – сказал Дима, – но очень прошу тебя помочь. Это важно для меня.

– Хорошо, я выполню твою просьбу. – Он вопросительно посмотрел на Диму. – Если это человеческие останки, кто эта женщина?

Так уж повелось, что о женщинах Дима и Илья никогда не говорили.

– Она… она… – В горле высохло, и Дима закашлялся. – Я любил ее, я… люблю ее.

– А плод?

– Возможно, это мой ребенок.

– Ну и дела! – Илья почесал тщательно выбритый подбородок. – Значит так, завтра утром мы вместе поедем к одному хорошему человеку. Мне понадобятся клетки эпителия с внутренней поверхности твоей щеки. Пожалуйста, не завтракай.

– А можно сначала определить, кто это, а потом уже со мной сравнивать?

– Хорошо, давай так и сделаем.

– Сколько времени уйдет на экспертизу?

– Ну, если очень попросить, то три-четыре дня. А Лена в курсе?

Дима кивнул.

– М-да… – Он снова почесал подбородок. – Тогда возвращайся домой и жди меня. Я сейчас съезжу в офис и возьму необходимые документы на случай, если остановят, и приеду к тебе.

Дима закрыл ворота, несколько минут постоял возле клумбы – розовых кустов возле нее уже не было – и пошел в дом. Он лежал на диване и смотрел в потолок. Он думал о Лене, о том, что она обманула его тогда, в Одессе, сказав, что беременна. Что она всю жизнь опутывала его своей любовью, как веревками, и с каждым годом дышать становилось все труднее.

Где же та граница, за которой любовь превращается в невыносимую муку для обоих? И почему оба терпят, хотя она становится все невыносимее?

Потому что миром правит любовь, какая бы она ни была – светлая, добрая, слепая или жестокая. Она всегда выше всего, она сильнее любого чувства, она способна на изощренное коварство, только бы выжить. И если кто-то скажет, что любовь легко превращается в ненависть, не верьте ему. Это не ненависть, это любовь, но оскорбленная и защищающаяся.

Снова позвонила Лена. Он ответил.

– Ты где?

– На Шатиловке.

– Ты поел?

– Нет.

– Что собираешься делать?

– Ничего.

– Тогда приезжай домой – или я к тебе приеду.

– Не надо, я хочу побыть один.

– Но ты не ел, я приеду и…

– Нет, не приезжай, я хочу побыть один.

Илья вернулся через час и забрал мешок.

– Ты ближайшие дни будешь в Харькове? – спросил он.

Дима кивнул.

– Тогда жди моего звонка.

Дима смотрел ему вслед, пока машина не скрылась за поворотом, а потом поднял глаза к небу – невидимый самолетик рисовал на безоблачном голубом небе белую дымчатую полоску. И Дима решил поехать в аэропорт, просто так. И еще решил не вызывать такси, а поехать на метро и на маршрутке, чего давно не делал.

Решение было правильным – толпы пассажиров, суета и гул самолетов отвлекали от собственных мыслей. Дима бродил по залам, наблюдал за людьми, слушал их разговоры и все больше убеждался, что не только у него есть проблемы, но от этого легче не становилось. Набродившись, он зашел в кафе. Он пил кофе у стойки, когда услышал настойчивый женский шепот, и обернулся.

– Поехали домой, прошу тебя…

У стены, за столиком, сидели мужчина и женщина. Ее лицо было в слезах.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Перестань, люди вокруг! – сказал мужчина.

– Я не смогу без тебя… – Женщина зарыдала в голос и вдруг упала на колени.

Мужчина хотел уйти, но женщина вцепилась в полы его пальто.

– Ты с ума сошла! – Он пытался вырвать из ее рук пальто.

– Я тебя не отпущу! – закричала женщина, и тут он перестал дергаться.

– Нет, теперь ты меня не удержишь, – тихо сказал он, – я жил с тобой только ради дочери, но сегодня она улетела, у нее началась своя жизнь, и у меня начнется своя.

Женщина отпустила пальто, и он ушел. Она так и осталась стоять на коленях.

Дима подошел и протянул руку.

– Оставьте меня! – сказала женщина, с трудом поднимаясь на ноги.

Шатаясь, она побрела к окну и уперлась лбом в стекло. Глядя на ее вздрагивающие плечи, он не чувствовал жалости. И впервые за много лет не чувствовал себя виноватым перед женой. Все эти годы Лена культивировала в нем чувство вины, но за эти дни оно исчезло, испарилось, будто его и не было. Он понял: Лена что-то знала и молчала.

Он вернулся на Шатиловку поздно вечером и сразу уснул. Разбудил его сильный запах дыма, проникающий в приоткрытое окно.

Дима надел халат и открыл окно – было все так же тепло, утреннее, далеко не зимнее теплое солнышко освещало террасу. Во дворе у соседей жарили шашлык. Он вынул из кармана подвеску и принялся пристально рассматривать со всех сторон – судя по коррозии, она долго пролежала в земле. Солнечный лучик осыпал ее золотой пылью, и в этой пыли Дима увидел какие-то закорючки на тыльной стороне. Он вернулся в дом, нашел в новеньком письменном столе старую лупу и включил настольную лампу. В ярком свете закорючки сложились в буквы: большую «Н» и маленькие «а», «т» и «я». Ниже: «лий» и число «1982». Насте подарили подвеску на шестнадцатилетие, а это в 1982 году, значит, Настя родилась в 1966. А он не знал, он действительно старше…