Дыхание земли - Роксана Гедеон Страница 6

Мирные переговоры шли, а каждый шуан напевал:

Созвал ополченье Бретани

Наш герцог, ее властелин,

От Нанта до самой Мортани

Собрал он на подвиги брани

Всех воинов гор и долин…

И в такое время мельник Бельвинь решился купить с торгов земли принца де ла Тремуйля и пользоваться ими! Ей Богу, предстояло всерьез задуматься, уж не безумен ли он.

Шаткость его положения я чувствовала. И самым важным, что нужно было сделать, разумеется, после встречи с крестьянами деревни Сент-Уан, я считала разговор с самим Бельвинем и знакомство с предводителем гравельских шуанов ле Муаном.

Крестьян явилось человек пятнадцать, среди них две женщины, и никого из них я не знала, ни в лицо, ни по имени. Они были облачены в обычную для этих мест зимнюю одежду: несколько кацавеек, одна длиннее другой, деревянные башмаки с железными подковками и козий мех до самых пят – своеобразная шуба, у которой вместо пуговиц были деревянные сучки. Мужчины были лохматы и длинноволосы, у женщин на головах диковинные огромные чепцы из накрахмаленного сукна.

Холодная дрожь пробежала у меня по спине. Я ощутила вдруг всю огромную разницу между мной и людьми, стоявшими в пяти шагах от меня, почтительно сжимающими в руках шляпы. Я не знала и не понимала их, да и не хотела понимать. Что они могут чувствовать ко мне, кроме враждебности? На миг, признаться, мне стало немного страшно. Но потом я вспомнила, что меня окружает: разрушенный замок, сожженный парк, жалкая живность, полуслепая Стрела – сплошное разорение… Они, эти люди, забрали у меня все, вырвали кусок хлеба изо рта моего ребенка, и, подумав об этом, я ощутила, как волна злости подкатывает к горлу. Я разозлилась; решив, что не буду говорить с этими людьми долго, ступила шаг вперед, и лицо мое имело самое что ни на есть холодное и высокомерное выражение.

– Надеюсь, вы знаете, кто я, – сказала я резко и громко по-французски, не желая, говоря по-бретонски, хоть немного приблизиться к крестьянам. – Мой отец, мой дед и все мои предки шестьсот лет были здесь сеньорами, этот край принадлежал им за те услуги, которые они оказывали королю. Леса, луга, поля, пашни и угодья – все здесь принадлежит нашему роду, вплоть до хвороста в Гравеле и рыбы в реках. И что же увидел мой сын, когда вернулся вчера домой? Он – принц, а вы посмели посягнуть на то, что ему принадлежит!

Я сжала руку Жанно. Он стоял рядом со мной очень прямо и гордо. Я не учила его, как следует держаться перед крестьянами, это кровь была его учителем. Бретонцы стояли молча; было видно, что моя речь пока ничего для них не прояснила и они ждут, чего же я потребую.

Я заговорила снова, высоко вскинув голову:

– Мой сын многого мог бы потребовать от вас. Вы живете на наших землях и ничего не платите; вы, крестьяне, ничего не платите своему сеньору! Но я готова на время стерпеть это. Я не собираюсь отбирать у вас землю, я готова забыть то зло, которое вы причинили не только мне, но и маленькому принцу. За это каждая ферма в Сент-Уане должна приносить нам то, что она имеет, – яйца, мед, воск, мясо, цыплят, приносить столько, сколько будет нужно моему сыну, и, видит Бог, это самое меньшее из того, что я могу потребовать от вас!

– Ну, слава Богу! – произнес один крестьянин.

Я обвела их всех холодным взглядом.

– Это мое последнее слово. Кто не пожелает сейчас воспользоваться нашей добротой, тот впоследствии горько пожалеет!

– А часто ли надо будет приносить? – отозвалась по-бретонски крестьянка.

Не глядя на нее, я произнесла разгневанно и громко:

– И передайте всем в деревне – тем, кто не пришел, и тем, кто станет говорить, будто не слышал моих слов, – что не за горами тот час, когда вернутся аристократы и всем станет ясно, кто остался верным бретонцем и честным католиком, а кто продался новой власти, наплевал на Бога, предал короля и обманул своего сеньора!

Последние слова прозвучали явно угрожающе, с намеком на возмездие. Чтобы усилить это впечатление, я добавила:

– Ле Муан в Гравеле будет мне защитой, если право и закон ничего для вас не значат, – ле Муан и отец Медар!

И как раз в этот миг я увидела, что у полуразрушенной ограды остановилась высокая фигура в сутане и плаще, наброшенном на плечи. Это, вероятно, и был отец Медар, позванный Брике. Кюре появился как нельзя кстати и придал должную убедительность моим угрозам. Я молча дала знак крестьянам расходиться.

Плечи у меня дрожали. Что ни говори, а в жизни мне еще не приходилось выступать в подобной роли. Я сама не знала, как у меня хватило сил и смелости.

– Какая ты храбрая, мамочка! – прошептал Жанно, взяв меня за рукав. В глазах его было искреннее восхищение. – А мне с этими людьми можно так говорить?

– Нет, Жанно, – сказала я. – Не всегда. Твой дед, когда была старая власть, никогда не кричал на крестьян и не запугивал их. Просто… просто сейчас у нас нет другого выхода, кроме как напомнить им, кто есть кто.

Я уже знала, что перепишу в журнал все фермы и буду записывать, что и когда доставлено с каждой из них. Я познакомлюсь с ле Муаном. Раз уж он верховодит шуанами, он вступится за меня.

Отец Медар оказался совсем еще молодым человеком, лет эдак тридцати, высоким, тонким, белокурым и изящным; я по одному его виду определила, что он из дворян. Впервые за долгое время я поцеловала руку святому отцу; он сразу же отстранил меня.

– Мне казалось, это визит чисто светский, сударыня, – сказал он с вежливостью, сделавшей бы честь даже версальскому завсегдатаю. – Я из Говэнов, так что мы с вами почти что соседи.

– Вы младший сын в роду Говэнов, не так ли?

– Да, младший.

Мы с ним разговорились. Мне нетрудно было понять, почему этот юноша с внешностью кардинала Ришелье пользуется уважением среди крестьян. В нем была скрытая, тщательно сдерживаемая духовная сила; внешне хрупкий, он был несгибаем внутренне и непоколебимо верен католической религии старого образца. И он не фанатик, что особенно пришлось мне по душе.

Я рассказала ему, что собираюсь остаться в Бретани навсегда и что наш дом особенно требует внимания священника: здесь есть парализованный Жак, есть Аврора, которую следует привести к первому причастию. От кюре я узнала, что живет он в Гравельском лесу, у Букового Креста, в небольшом домишке, и служит мессы в полуразрушенной лесной часовне, так как церковь в Сент-Уане до сих пор еще не восстановлена после пожара.

И тогда я спросила, сразу догадавшись:

– Раз… раз вы живете в лесу, вы наверняка знаете дорогу к шуанам и знаете самого ле Муана, не правда ли?

– А вам надо повидаться с ним?

– Непременно, – сказала я горячо. – Вы ведь на моей стороне, святой отец?

– На вашей, – ответил он улыбнувшись. – Я преклоняюсь перед памятью вашего великого отца.