Все цветы Парижа - Сара Джио Страница 6

– Вы… проснулись, – сказала она, вытирая салфеткой губы и что-то проглатывая. Очевидно, я прервала ее ланч. Я не могла сказать, раздражена она или нет. Впрочем, говоря по правде, я не могла сказать… ну… жива я или нет. Я крепко закрыла глаза и тут же очутилась в каком-то другом месте, на каком-то другом уровне сознания, где пассатные ветра теребят кроны пальм и пальмовые листья-перья шуршат так, как могут только они. Совсем другое дело, когда ветер обрушивается на кроны вечнозеленых деревьев, – тогда он зловеще гудит и воет, проталкиваясь сквозь жестколистый лес. Но это? Этот звук какой-то электрический. Он вибрирует в ушах. Звук чего-то назревающего. Звук из моего прошлого и звук чего-то, что вот-вот произойдет.

Теньканье ветряных колокольчиков, плач маленькой девочки… Я открыла глаза, мое сердце учащенно билось.

– Мадам, – сказала женщина в белом, стоя надо мной. – Мадам, вы проснулись?

Я моргала, моргала.

– Что произошло? Почему я тут?

– Вы попали в аварию. – Я заметила, что у нее высокие скулы, тонкие, выщипанные брови и веснушки на переносице. А еще сильный акцент, и я напрягалась, чтобы разобрать ее слова. – В страшную аварию.

Я попала в страшную аварию?

В палату вошла другая женщина; у этой величественная осанка, темные волосы гладко зачесаны назад.

– Привет, – сказала она тоже с сильным акцентом и села на стул возле меня. – Мы рады, что вы проснулись и пришли в сознание.

Я схватила ее руку и сильно стиснула.

– Пожалуйста, скажите мне, кто я. Расскажите, что со мной случилось. Как я попала сюда?

– Я врач, – сообщила она. – Вы находитесь в больнице Питье-Сальпетриер в Париже. Вы ехали на велосипеде, и вас сбил грузовик. Травмы серьезные – но насколько, мы еще не знаем. – Она дотронулась ладонью до моей руки и впервые улыбнулась; ее белые зубы сверкали в лучике света, отразившегося от оконного стекла. – Но это хороший знак – то, что вы пришли в себя. Очень хороший.

– Травмы? – спросила я, садясь. Я не знала, зима сейчас или лето. Понедельник или пятница. Хорошая я, как человек, или плохая. Я ничего не знала. Абсолютно ничего.

Докторша кивнула.

– Вы не приходили в сознание пять дней.

Я пошевелила руками и ногами.

– Меня не парализовало.

– Нет, – ответила она, наклоняясь ко мне. – Но у вас большая мозговая гематома, которая, судя по сканам, уменьшается. Скажите мне, что вы помните?

Я тяжело вздохнула, пытаясь отличить реальность от сна.

– Я… Я не знаю… – пробормотала я. У меня пересохло во рту. В голове пульсировала боль.

– Это ничего, – успокоила меня докторша. – Память – странная штука. Она может возвращаться по крошечным фрагментикам, а может и огромной волной, или… – Она замолкла и поглядела в окно.

– Или что?

Она покачала головой.

– Или вообще может не вернуться.

– Ой! – Я посмотрела на тонкое золотое кольцо на среднем пальце моей левой руки. Кто я такая?

– Мы поможем вам вернуться к нормальной жизни, – пообещала докторша.

Моя жизнь. Какая она?

– Парамедики подняли вашу сумочку на месте происшествия, – сообщила докторша. – Мы позвонили по некоторым из ваших телефонов, но пока не узнали ничего конкретного, только то, что вы живете на улице Клер. Когда вам станет лучше, сотрудники больницы отвезут вас туда.

Я хмуро кивнула, прогоняя непрошеную слезу.

– У меня есть… семья?

Докторша пожала плечами.

– Мы не нашли в Париже никого из ваших близких. По всей видимости, вы жили одна. – Она встала. – Я понимаю, как вам сейчас тяжело и страшно, – добавила она. – Но вы должны прежде всего радоваться, что остались в живых. Многим не везет так, как вам, в подобной ситуации. Для вас это подарок.

Сиделка протянула мне стакан воды и лекарство. Я проглотила его, запила водой и закрыла глаза. Женщины ушли.

Мне абсолютно не казалось, что я получила подарок. По моим ощущениям, я очутилась в каком-то кошмаре.

Еще через три дня

– Вы очистили свое сознание, – с улыбкой сказала сиделка – Эме. Я с удовольствием с ней общалась после моего пробуждения от того странного провала. Каждую ночь меня мучили кошмары – мне снилась авария, которая, вероятно, стерла жесткий диск в моей голове. Сон повторялся – я ехала на велосипеде вниз по извилистой улочке, встречный грузовик преградил мне проезд, а впереди шла женщина с маленькой девочкой. Доктор Леруа говорила мне каждый день, что ко мне вернется память, но пока что это было все, что я помнила. И хотя я могла перечислить все цвета радуги, дни недели или назвать фамилию шестнадцатого президента Соединенных Штатов, но о своей прежней жизни я не помнила ничего.

Мать и дочка уцелели, я с радостью услышала об этом. Вчера днем, когда я спала, они принесли мне в больницу цветы. Желтые розы. Их зовут Клодин и Жанетта. Двухлетняя Жанетта нарисовала мне картинку, и по какой-то необъяснимой причине я зарыдала, увидев ее, да так бурно, что Эме спешно дала мне валиум.

– Должно быть, вы были шикарной леди, – сказала с улыбкой Эме, протягивая мне черную кожаную сумочку.

– Шикарной леди?

– Да, – сказала она, показывая эмблему на боку сумочки. Моей сумочки. – «Шанель».

– О, – удивилась я, проводя ладонью по стеганым ромбикам и разглядывая золоченую пряжку в середине. – Так что же я… сноб?

– Нет-нет, – засмеялась Эме. – Просто у вас хороший вкус.

Да и мой адрес оказался нехилым. По моей кредитной карточке, как сказали мне сотрудники больницы, нашли большую квартиру с видом на Эйфелеву башню на престижной улице Клер; кажется, я арендовала ее уже три года. Полиция ходила туда, чтобы сообщить о несчастье моим родственникам, но никого не нашла. Опрос соседей завершил мой портрет. Я жила одна и редко куда-нибудь ходила. И вообще, они меня почти не знали.

– Я не понимаю, – сказала я Эме. – Я американка, живу в Париже в роскошной квартире, у меня шикарная сумочка. Почему же у меня нет ни семьи, ни друзей?

– У вас наверняка есть семья… где-нибудь в другом месте, – успокоила она меня. – А среди соседей нет друзей, потому что в таких домах чаще всего живут старики, которым нет дела ни до кого, кроме их карликовых пуделей и таксидермии. – Я представила себе висящие в квартирах рога, а она продолжала: – Бабушка моего друга живет рядом с вами. В апреле я была у нее на ланче, и она заявила, что ей не нравятся мои волосы. – Она замолчала и пригладила выбившийся завиток волос. – Может, вам просто не хотелось заводить знакомство с такими людьми?

– Возможно, – согласилась я, но внезапно испугалась. – Эме, а вдруг я тоже такая, как те люди?