Спаси себя - Мона Кастен Страница 6

Я крепко обняла Джеймса. В эту секунду я ничего не могла сказать. Я не могла полностью сопереживать ему и не хотела притворяться, будто могу это сделать. Как я могу знать, что чувствует Джеймс?

Единственное, что я могла в этот момент – это просто быть рядом. Я могла гладить его по спине и плакать вместе с ним. Я могла дать понять, что он не один перед лицом беды, и неважно, что между нами произошло.

И когда Джеймс плакал в моих объятиях, я осознала, как ошибалась.

Я думала, после того, что он сделал, смогу вычеркнуть его из своей жизни. Я надеялась как можно скорее выкинуть Джеймса из головы. Но теперь забыть его не удастся.

Джеймс

Стены кружатся. Я не различаю, где верх и где низ, только чувствую руки Руби, которые хоть немного удерживают меня в реальности. Она сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью, а я бессильно приник к ней. Крепко обняв меня, она нежно гладит мои волосы. Я весь сосредоточился на тепле ее тела, ровном дыхании и прикосновениях.

Понятия не имею, сколько дней прошло. При попытке вспомнить хоть что-нибудь в голове возникает лишь туман. Густой серый туман и две мысли, которые вновь и вновь пробиваются наружу в короткие моменты ясности.

Первая: мама умерла.

Вторая: я целовал другую девушку на глазах у Руби.

Неважно, сколько я тогда выпил или что принимал, – выражение лица Руби в тот момент я никогда не забуду. Она не могла поверить глазам и была просто в шоке. Как будто я разрушил весь ее мир.

Я сильнее уткнулся лицом в живот Руби. С одной стороны, я боялся, что она в любой момент может встать и уйти. С другой – чувствовал, что слезы могут в любой момент вернуться. Правда, не случилось ни того ни другого. Руби не ушла, а во мне, по всей видимости, больше не осталось слез.

Кажется, во мне не осталось вообще ничего. Возможно, моя душа умерла вместе с матерью. Иначе как бы я мог причинить Руби такую боль?

Как я причинил Руби такую боль?

Что со мной не так?

Что, черт возьми, со мной не так?

– Джеймс, ты дыши, пожалуйста, – вдруг прошептала Руби.

Только тогда я осознал, что и впрямь перестал дышать. Как давно – точно не знаю.

Я набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул. Уже не так тяжело.

– Что это со мной? – прошептать эти слова было так трудно, мне показалось даже, будто я их прорычал.

– Ты скорбишь, – так же тихо ответила она.

– Но почему?

Только что я еле дышал – а теперь мое дыхание участилось. Я рывком поднялся с кровати. Грудь у меня болела, как и все конечности, как будто я слишком много тренировался. При этом последние несколько дней я не делал ничего, кроме того, что отгонял от себя мысли о том, в какой ад катится моя жизнь.

– Что почему? – Взгляд у нее такой теплый, и как ей только удается смотреть на меня так?

– Я не понимаю, почему скорблю. Я не особо любил маму.

Еще не успев договорить это, я обомлел. Как только язык повернулся такое сказать?

Руби взяла мою руку и крепко ее сжала:

– Ты потерял маму. Ты разбит, так бывает, когда умирает близкий человек.

В голосе Руби не осталось той твердой уверенности и убежденности, какие были ей свойственны. Думаю, бедняжка и сама не знала, как вести себя в такой ситуации. То, что она здесь и, несмотря ни на что, пытается меня поддержать, казалось мне сном.

Возможно, это он и есть.

– Что произошло? – вдруг прошептала она, осторожно подняв мою правую руку.

Я проследил за ее взглядом. Разбитые костяшки все еще перепачканы кровью, а кожа вокруг в ссадинах и синяках.

Или все-таки это не сон. А если и да, то сон очень реалистичный.

– Я ударил отца. – Эти слова слетели с губ спокойно. Я не почувствовал ничего, когда произносил их. И это тоже подтверждало, что со мной что-то не так. В конце концов, любой мало-мальски нормальный человек знает, что нельзя поднимать руку на родителей. Но в тот момент, когда отец сообщил нам с Лидией о маминой смерти – так холодно, – в тот момент я просто не мог поступить иначе.

Руби поднесла мою руку к губам и поцеловала. От этого ее прикосновения стало так хорошо. Все в этом жесте было таким искренним.

Родители с детства внушили мне, что я не должен показывать истинных чувств. Люди могут использовать это против тебя. Как только ты выдашь свои слабости, станешь уязвимым – непозволительная роскошь для управляющего большим предприятием. Но они не подготовили меня к такой ситуации. Что делать, когда теряешь маму в восемнадцать лет? Единственный ответ: пытаться вытеснить горькую правду с помощью алкоголя и наркотиков, делая вид, будто ничего не произошло.

Но теперь, когда Руби рядом, я не уверен, что смогу и дальше следовать этому плану. Я стал разглядывать ее лицо, растрепанные волосы, шею. Я все еще помню, каково это – приникать губами к нежной коже ее шеи. Как потрясающе было обнимать Руби.

Сейчас она выглядит такой же подавленной, каким я себя чувствую. Не знаю, думает ли она при этом о моей маме или о том, как сильно я ее обидел.

Но одно я знаю наверняка: Руби не заслужила такого скотского отношения. Она всегда поддерживала меня. Не надо было мне позволять Элейн поцелуя – а все ради того, чтобы доказать окружающим, что я бесчувственный подонок, которого ничем не пронять, даже смертью матери.

Оттолкнуть от себя Руби таким образом было подло. Это самая большая ошибка, какую я когда-либо совершал.

– Прости меня, – тихо сказал я. – Я сожалею, что так поступил.

Все тело Руби напряглось. Несколько минут она не шевелилась.

– Руби…

Она отрицательно помотала головой:

– Нет. Я здесь не поэтому.

– Я понимаю, какую ошибку сделал, я…

– Джеймс, хватит, – настойчиво прошептала она.

– Знаю, у тебя нет никаких причин меня прощать, но…

Ее рука дрожала, когда она отодвинулась подальше. Затем она встала с кровати. Сначала поправила свитер и пригладила челку. Казалось, она хочет выглядеть как прежде – опрятно, скромно. Но тщетно, слишком многое произошло между нами. Уже ничто не могло бы сделать ее незаметной для меня.

– Я сейчас не могу, Джеймс, – пробормотала она. – Прости.

И она пошла к двери. Тихо закрывая за собой дверь, она даже не оглянулась.

Я стиснул зубы, когда в глазах появилось жжение, а плечи снова задрожали.

Не знаю, как долго я лежал в кровати, глядя на стену, но в какой-то момент собрался с силами и спустился вниз. На улице давно стемнело, и я задался вопросом, здесь ли еще ребята. Через мгновение я услышал их негромкие голоса. Дверь была приоткрыта, и рука моя замерла на ручке.